На дальних берегах
Шрифт:
— Послушай, Мехти… Разве я был тебе плохим напарником? — с обидой спросил Вася.
— Ты прекрасно знаешь, что я этого не думаю! — ответил Мехти, продолжая возиться со взрывчаткой. — Но я не верю, что ты можешь плясать камаринскую!
Вася не сдавался:
— А ведь тебе стыдно, Мехти! Ты даже в глаза мне не можешь смотреть!
Мехти выпрямился, обернулся к Васе и решительно сказал:
— Не возьму я тебя с собой, Вася! — и более мягко добавил: — На этот раз не возьму.
— Да почему?..
— Сам знаешь!
— Камаринская?
— Да, ты пока нездоров, Вася. И если ты сам о себе не желаешь заботиться, мне приходится взять это на себя.
— А может, ты просто боишься, что из-за моей неповоротливости мы можем угодить в лапы к немцам?
Мехти улыбнулся:
— Нет, я и вправду только о тебе беспокоюсь. Отдохни… Надо ж ведь и другим попробовать себя в деле.
— Чего же стоит наша дружба, Мехти, — с горечью сказал Вася, — если тебе так легко заменить меня кем-нибудь другим! Ты, верно, думаешь: ну, что он делал, когда я брал его в Триест? Таскал сумки с взрывчаткой, и все! А это может сделать каждый! Нет, Мехти, рядом с тобой шел Василий, готовый в любую минуту отдать за тебя жизнь! Теперь я жалею, что не подвернулся мне случай доказать тебе это!
Мехти молчал. А Вася продолжал горячо убеждать его:
— Ну, что из того, что я хромаю? Мало ли теперь хромых немцев! Это не так уж плохо будет выглядеть — если я стану слегка хромать. Заикаюсь же я, когда это нужно? И потом мы ведь придем в город, когда будет темно… Да, знаешь, мне один человек сказал: звезды утром ложатся спать. Мы с пробой, как звезды, не спим по ночам… Правда, хорошо сказано?
— Да, — согласился Мехти. — Хорошо. Кто это сказал?
Вася ответил не сразу. Он взглянул на друга глазами, полными горя и гнева, и дрогнувшим голосом ответил:
— Она…
— Вот в этом-то все и дело, Вася! Я боюсь брать тебя с собой! Боюсь, что ты наделаешь мне хлопот, — грубовато сказал Мехти, сам взволнованный не меньше Васи.
— Нет, Мехти, ты меня плохо знаешь! — покачал головой Вася. — Я ведь понимаю, какое великое дело мы делаем… Мы не только мстители, — мы бьемся за свободу, за хорошую, добрую тишину в мире, за такую, что нарушается лишь песнями раздольными — вот как у нас на Смоленщине.
— Что же мне делать с тобой, Вася? — словно раздумывая вслух, проговорил Мехти, и Вася понял, что он колеблется.
— Как что делать? Взять меня с собой, и все будет в порядке!
— Тебе будет очень трудно, Вася!
— А тебе легко? Сильвио смелый парень, я люблю его, но он же не разведчик!
— И ты раньше не был разведчиком…
— Все равно! Скажи, с кем ты больше рискуешь? Со мной или с Сильвио?
Мехти подумал о Сильвио. Да, его можно одеть только под итальянца. Большие черные глаза с крупными зрачками, полными озорных искорок, непослушные кудри — все это совсем не характерно для немцев. А удобней иметь при себе денщика-немца: к нему меньше будут придираться. И Васю в этом отношении вряд ли кто мог заменить!
— Ну, а если уж придется, — снова заговорил Вася, — то я им задам такую камаринскую, что век будут помнить!
К друзьям подошел Сильвио, взволнованный, весь сияющий от счастья, полный горячего нетерпения.
— Я готов! — он вытянулся перед Мехти, выпятил вперед грудь. Мехти смерил его оценивающим взглядом. Нет, бравым воякой он никак не выглядел!.. А слишком длинный пиджак еще больше подчеркивал маленький рост Сильвио.
Поодаль от них стояла Вера; и по тому, как она теребила свой фартук, Мехти понял: тяжело ей расставаться с Сильвио, к которому она успела уже привязаться.
— Придется тебе, Сильвио, подождать до другого раза! — разведя руками, сказал Мехти. — Сегодня ты останешься здесь…
У Сильвио вытянулось лицо; от неожиданности он не мог вымолвить ни слова: язык словно прилип к гортани. Он перевел вопросительный взгляд на Васю, но тот только виновато улыбнулся в ответ.
— Не горюй, Сильвио! — попытался утешить его Мехти. — Когда-нибудь я и тебя возьму с собой. А пока ступай к Вере: она хочет тебе что-то сказать.
Сильвио молча повернулся и ушел.
Мехти видел потом, как он сидел, мрачно уставившись перед собой, а Вера, радостная и счастливая, старалась развеселить своего друга.
Васю и Мехти провожал чуть не весь отряд. Долго смотрели партизаны вслед своим любимцам. Фигуры их становились все меньше и меньше и, наконец, исчезли за деревьями.
На следующий день друзья уже подходили к Триесту.
Спускались сумерки… Мехти услышал вдруг зловещее воронье карканье: над небольшой ямой кружилась стая воронья. Неясное предчувствие сжало ему сердце.
Он прошел еще немного, потом остановился, снял с плеча вещевую сумку и передал ее Васе.
— Иди вперед, — сказал он, — я догоню тебя.
Когда Мехти приблизился к яме, воронье, гомоня недовольно и тяжело хлопая крыльями, поднялось в воздух и начало кружить над Мехти.
В яме были свалены трупы расстрелянных гитлеровцами людей. Мехти снял фуражку… и вдруг вздрогнул всем телом. В глаза ему бросился край знакомой клетчатой юбки. Весь похолодев, Мехти заставил себя еще раз посмотреть в яму. Край клетчатой застиранной юбки, разутая нога в сиреневом чулке… Сомнений быть не могло.
Мехти казалось, что он вот-вот свалится без чувств. Анжелика! Родная, неутомимая, всегда безропотная Анжелика! Сколько было вместе с ней пройдено дорог, сколько раз им приходилось вместе вырываться из объятий смерти! Вырываться, чтобы потом снова встретиться с нею… И вот смерть оказалась сильнее… Мехти подался вперед. Еще минута, и он бросится в яму. Оглянувшись, он увидел, что к нему идет Вася.
Мехти заторопился навстречу.
Нечеловеческих усилий стоило Мехти овладеть собой. И еще трудней и горше ему было бы, если б он знал, какое чувство унесла с собой из жизни бедная Анжелика. Оно бродило в ее душе — смутное, неведомое, и останься Анжелика в живых, она нашла бы этому чувству название!..