На день погребения моего
Шрифт:
— Вы их не ищите, — часто предупреждали они, — если они захотят, они вас сами найдут. А будет лучше, если не найдут.
В конце этих дискуссий добрые люди часто отворачивались и начинали нервно креститься, и делать другие жесты, менее знакомые, некоторые — действительно довольно сложные, словно сохранившиеся с древних времен, ручной комментарий.
Наконец однажды удача повернулась к ним лицом. Они были в Велико Тарнаво, куда Профессор приехал на поиски варианта свадебного танца «рученица», по слухам содержавшего дотоле не записанные синкопы 7/8. Была середина февраля, День
Все пили домашний «димьят» и «мискет» и танцевали под музыку маленького местного оркестра, состоявшего из тубы, аккордеона, скрипки и кларнета.
Риф, никогда не упускавший случая постучать каблуками, находился в окружении множества очаровательных партнерш, кажется, из них сформировалась очередь. Яшмин, пропустившая свою очередь где-то в середине, довольствовалась тем, что сидела под навесом и наблюдала за происходящим. Киприан и смотрел, и не смотрел на молодых горожан, которых назвал бы желанными, но вдруг к нему подошел худой загорелый мужчина, одетый для свадебного торжества.
— Я тебя знаю, — сказал Киприан.
— Салоница. Позапрошлый год. Ты мне спас жизнь.
— О, так ты — Худой из Габрово. Но, насколько я помню, в основном я пытался найти для тебя феску, которая хорошо сидела бы на твоей голове.
— Я думал, ты уже умер.
— Стараюсь. А это ты только что женился?
— Сестренка моей жены вышла замуж. К счастью, она сможет работать на сборе урожая до того, как у них появится первенец, — его взгляд скользнул по Яшмин. — Это твоя жена?
— Мне не так повезло, — он их познакомил.
Худой улыбался, глядя на живот Яшм.
— Когда ждете малыша?
— В мае, думаю.
— Приезжайте к нам, когда малыш появится. Так будет лучше для вас, для малыша, особенно — для отца.
— Он — такой гаврик, — сказал Киприан с налетом веселья.
Рифа поздравили и заново пригласили остаться с Худым и его семьей, у которой, как оказалось, была небольшая ферма роз возле Казанлака, в самом центре Розовата Долина, или Долины Роз. Киприан, после приезда обжившийся на карте Полуострова в масштабе «один к одному», сразу насторожился. Долина шла на «восток-запад», между Балканской грядой и Средной Горой, это могло быть место, где нужно искать Интердикт, в той же мере, что и любое другое.
Он выждал момент, чтобы поболтать с Худым и коснуться этой темы.
— Ты не замечал — там ничего особенного не происходит?
У него уже было какое-то общее представление о профессии Киприана.
— Интересно, что ты это спросил. Люди там видели тех, кого там быть не должно. Мы думаем, что это немцы, — он замолчал и посмотрел на Киприана. — Везли туда технику.
— Технику не для фермы.
— Некоторая, кажется, электрическая. Динамо-машины, длинный черный кабель, который они закапывали в землю. Никто не хочет это всё выкапывать, чтобы посмотреть, что это, но ходят слухи, что некие местные мутри решили украсть всё, что можно, и привезти в Петрич, на македонскую границу, где можно продать почти всё, что угодно.
Где-то между Пловдивом и Петричем они исчезли со всем, что достали. С тех пор их никто не видел. В преступном мире Болгарии такие вещи обычно отслеживают и принимают соответствующие меры, а тут всё забыли на следующий день. Впервые мы увидели, что эти люди чего-то боятся.
— Как вы думаете, насколько сложно осмотреться там, чтобы никто об этом не знал?
— Могу вам всё показать.
— Не боишься?
— Увидишь, есть ли там чего бояться.
Хотя они знали, что в их путешествии наступит момент, когда им объявят, что им следует убираться вон, профессор Слипкоут был опустошен.
— Я должен был знать, что сейчас лучше не высовываться, — тяжело вздыхал он. — Это как стулья с музыкой. Не считая того, что музыка замолчала два года назад.
— Наш слух и дальше будет настроен на материал лидийского лада, — пообещала Яшмин.
— Возможно, его больше нет. Возможно, он исчез навсегда. Возможно, этот пробел в музыкальном континууме, эта тишина — первое предвестие чего-то ужасного, для чего эта структурная тишина — всего лишь безобидная метафора.
— Вы сообщите им в Из-ле-Бэн, что мы...?
— Это моя обязанность. Но я буду по вам скучать.
Даже местным жителям, привыкшим насмехаться над дураками с севера и запада в костюмах туристов, эта троица казалась сосредоточенно увлеченной своим делом, словно они вели себя не так, как им хочется, а как они должны, реагируя на неслышный голос долга. Кто бы мог сказать, увидев их в одном из этих горных городков, карабкающихся, спускающихся, ни шага в сторону от того, что вы назвали бы уровнем, думающих лишь о том, когда им нужно явиться к следующему приему пищи, лица затенены полями шляп из витой соломы, снизу освещает солнце, отражающееся от старинной каменной брусчатки или потрепанной солнцем земли, слишком часто унося их в сферы ангельских смыслов — что они делали здесь, в конце истории? Когда все вернулись и замкнулись в грубой уверенности Родины далеко на Западе, готовились или подготовились...
После краткого осмотра Риф мог сказать, что ферма Худого была его вторым «я», занимала хорошие стратегические позиции в его собственной маленькой долине, из Средной Горы бежал ручей, омывая другие маленькие фермы, в каждой — свой кровожадный пес, рядом — дорога, петляющая медленными изгибами, иногда — тенистое дерево, мчащиеся туда-сюда по дороге или выскакивающие из засады, шипя и гудя, транспортные средства, на дороге их можно заметить на расстоянии многих миль, в основном — повозки фермеров и всадники, в форме или из нерегулярных войск, у всех как минимум — винтовка, всех знают в округе и называют уменьшительными именами.
На ферме кишмя кишели дети, но, когда Киприан их считал, их никогда не оказывалось больше двух. Их мать, Живка, как оказалось, знала подход к розам, у нее был собственный клочок земли на заднем дворе, где она проводила эксперименты с гибридами, начавшиеся много лет назад, когда она скрестила R. damascena с R. Alba, с тех пор всё и продолжалось. Она придумывала имя для каждой розы, разговаривала с ними, а немного погодя, при правильной луне и ветре, Киприан услышал, что они ей отвечают.
— На болгарском, конечно, так что я ничего не понял.