На день погребения моего
Шрифт:
— Значит...если расширить очертания на севере, сузить к югу...
— Верно.
— Это могла бы оказаться Босния, — предположил Киприан.
— Южный Техас, — сказал Риф.
— Кроме границ обычной географии существует еще совершенно невыносимая тирания над людьми, которым земля на самом деле принадлежит, земля, которая поколение за поколением впитывала их труд, принимая трудившиеся тела вместе с неприличными прибылями, которые доставались другим и которые обычно собирали белые люди.
— Австрийцы, — сказал Киприан.
— Вероятнее всего. Железные дороги тоже имеют значение, это словно читать на древнетибетском или что-то в этом роде...
Тем же вечером совы, известные в этих краях как «кричащие кошки», начали шуметь по всей крохотной долине. К полуночи шум водопада усилился. В окнах Из-ле-Бэн постепенно гас свет. В комнатах Коума де Боттла воздух потемнел от табачного дыма.
Едва начав сотрудничать с Военным министерством, Коум уже знал, что дни этого сотрудничества сочтены. Когда он узнал статистику ранений Анархистов по причине взрыва бомб и начал подумывать, как бы ему связаться с сообществом бомбистов и проинструктировать их насчет Безопасности Создания бомб, существование определенного конфликта интересов стало очевидно всему Военному министерству, кроме самого Коума.
— Но это ведь Британские Анархисты, — пытался спорить он, н— ельзя ведь сказать, что они Итальянцы или Испанцы, не так ли.
— Грамотная апелляция к Британскому расизму, — теперь говорил Коум, — но не сработало, вот как они твердо были намерены вытурить меня в отставку.
Если это была карта, таких карт Киприан еще никогда не видел. Вместо топонимов — сотни надписей, похожих на короткие сообщения. Всё воспроизведено в одном свете, фиолетовом, но штриховка разная для разных территорий. Маленькие изображения, почти газетные карикатуры, сложных ситуаций: Киприан чувствовал, что их важно понять, но не мог. Кроме того, на карте никаких знакомых Киприану ориентиров или дорог.
Коум де Боттл сделал свет поярче и поднес карту к лампе под другим углом:
— Видите вот эту жирную горизонтальную линию, вдоль которой запланированы некие неприятные события, приписываемые Германии, если никто не сможет их предотвратить. А здесь видите вот эти короткие затемненные сегменты...
— Фугасы, — сказал Риф.
— Возможно. Ладно. Как вы узнали?
— Все эти кривые круги, — Риф обозначил их пеплом своей сигары. — Похоже на то, что парни из артиллерии называют «эллипсами неопределенности». Возможно, каждый из них указывает направление пристрелки и ожидаемый ущерб.
— Вот почему мы думаем, что это может иметь отношение к отравляющему газу.
Риф присвистнул.
— Тогда, похоже, они указывают в направлении ветра.
— Откуда эта карта? — спросила Яшмин.
— По сути, от Ренфрю, — сказал Рэтти, — через бывшего студента, который получил ее у другого студента, и так далее. Очередное транснациональное хитросплетение — сеть Ренфрю уже окутала планету, не удивлюсь, если и другие планеты тоже.
— Сложность этих газовых схем, — сказал Коум, — заключается в том, что эти зловещие поля засевают, а потом, как ни странно, часто забывают об этом. Продвижение вперед превращается в отступление, а во время отступления можно взлететь от своей собственной петарды, это классика. Кроме того, не ясен режим эксплуатации. Дистанционное управление? Электричество? Включается под весом бака или человеческой ноги? Запускается в небеса, как сигнальные ракеты, вспыхивающие в безмолвных невидимых облаках?
Киприан пристально рассматривал карту в лупу Коддингтона:
— Вот здесь, интересующий нас линейный сегмент, кажется, обозначен как «Рубеж» — Яшмин, не об этом ли говорил Риман?
Она посмотрела:
— За исключением того, что эта линия — горизонтальная и нанесена на сетку широты и долготы вместо соотношения действительных и мнимых величин: Риман говорил, что там найдутся все нули ae-функции.
В этот момент Киприан случайно посмотрел на ее лицо, она сказала не «могли бы найтись», а «найдутся», он заметил наивное выражение религиозной веры — иного слова не подобрать, правда? — то редкое мгновение, когда глаза раскрыты так широко, как должны быть раскрыты всегда, губы беззащитно приоткрыты, взгляд — словно у святой с картины, такой он видел у нее, лишь когда на нее смотрел Риф. Дзета-функция, вероятно, теперь для нее столь же недосягаема, как бывший любовник. Она еще не поняла священную идею, которая невероятным образом взывала к ее разуму, ее энергиям, значительной части ее жизни. Она заметила, что он смотрит, и ее глаза снова сузились. Но она уже поразила его сердце, и в течение часа он не понимал, как мог когда-то жить без нее.
Он вернулся к изучению карты. Чуть погодя:
— Тут еще одно странное примечание, очень мелким курсивом: «Не выучив уроки тех уже легендарных времен, уроки того, что за удовольствия в последующие годы придется платить снова и снова, сталкиваясь с ситуациями вроде этой, улаживая дела с помощью поврежденных монет, слишком истертых, чтобы лица изображенных на них императоров сохранили какую-либо остроту эмоций — так Бельгийское Конго упало в пропасть своей судьбы».
— Что это значит? — любезно спросил Риф.
— Не забывайте, всё на этой карте значит что-то другое, — сказал Коум де Боттл, — «Катанга» вот здесь может быть Грецией, «Немцы» точно так же могут быть еще и Австрийцами. А здесь, — указывая в центр карты, — сейчас сосредоточено наше внимание, относительно небольшая площадь, не идентифицированная на предыдущих сообщениях...
— ...недавно подверглась изменению административного статуса, — прочел Киприан через увеличительное стекло.
— Нови-Пазар? — предположил Рэтти.
— Как это, Рэг?
Рэтти, выяснивший, что ему до сих пор нравится говорить на профессиональные темы, неуверенно пожал плечами:
— Полагаю, неотступный многолетний ночной кошмар.
Конфликт с Турцией из-за Македонии, Турецкие войска пришлось забрать из Нови-Пазар, чтобы перегруппировать в южном направлении, и мы знаем, что как минимум три сербские дивизии готовы войти и оккупировать Санджак. Австрия не воспримет это благосклонно, фактически, она жаждет осуществить вооруженное вторжение, из-за чего обычный ассортимент Сил будет вынужден усилить связку...
— Общая Европейская война.
— Вот именно.
— И что? — спросила Яшмин. — Почему бы не позволить им эту войну? Почему уважающий себя Анархист должен волноваться из-за любого из этих правительств с их жалким кровосмесительным студнем королей и цезарей?
— Корысть, — ответил Рэтти. — Анархисты окажутся в самом большом проигрыше, не так ли. Промышленные корпорации, армии, флот, правительства — всё останется, как раньше, а может — усилит свое могущество. А во время общей войны народов каждая маленькая победа, отвоеванная Анархизмом, превратится в пыль.