На день погребения моего
Шрифт:
Несмотря на это, он нес свою службу в Денвере, пытаясь узнать, кто есть кто, стал завсегдатаем манхэттенского стейк-хауса «У Пинхорна», завел счет во всех барах вдоль Семнадцатой улицы, завел знакомства среди репортеров криминальной хроники, зависавших у «Тортони», в «Арапахо» и в салуне Гехана через дорогу от Муниципального совета, большая часть его расходов приходилась на «Аркаду» Эда, ему необходимо было поддерживать дружбу с коллегами Эда Чейза, босса района красных фонарей, так проходили все его дни — он не думал особо о Чикаго и не сравнивал два города, но ему не удавалось оставаться в тесном курятнике города больше чем на одну-две недели, после этого он возвращался в Денвер и на Рио-Гранде, направлялся в край горняков. Он не мог оставаться вдалеке, но, казалось, отношения между владельцами шахт и шахтерами с каждым его приездом становились всё хуже. Складывалось впечатление, что практически каждый день он видел очередной маленький Хеймаркет, динамит в этих скалистых горах не был столь экзотическим веществом, как в Чикаго. Очень скоро ему начали встречаться вооруженные до зубов поисковые отряды, называвшие себя «Гражданским альянсом» или «Вспомогательными собственниками». У некоторых из них были достаточно утонченные револьверы, винтовки системы Крага-Йоргенсена армейского образца, полуавтоматические ружья с магазином, полевые гаубицы, разобранные и привязанные бечевкой к спинам мулов. Сначала для того, чтобы проехать, ему достаточно было кивнуть головой и приподнять шляпу, но с каждым разом атмосфера становилась всё более напряженной, вскоре они начали останавливать его и задавать вопросы, как им казалось, по существу. В конце концов он начал брать с собой лицензии из Иллинойса и Колорадо, хотя многие из этих субъектов не очень-то хорошо умели читать.
Половину его офисного пространства уже занимали накопленные досье профессионалов и аматоров Анархизма, профсоюзных организаторов, бомбистов, потенциальных бомбистов, киллеров и так далее — девушки, которых он нанимал себе в помощь печатать на машинке и присматривать за офисом, держались примерно месяц, после чего убегали, раздраженные, в успокаивающую легкость брака, в бордель на Улице красных фонарей, в работу школьной учительницы или в какой-нибудь другой офис или магазин в городе, где можно снять туфли, после чего есть все шансы найти их на месте.
Лью слишком много пришлось пережить, чтобы отнести тот или иной случай к определенному досье, так что он не мог оставаться в стороне и не сопоставлять факты, но что он начал замечать — обе стороны конфликта были хорошо организованы, это были не просто бессвязные стычки, редкий динамитный взрыв, несколько выстрелов из засады, это была война между двумя полномасштабными армиями, у каждой из которых была своя вертикаль подчинения и долгосрочные стратегические цели — снова гражданская война, но разница в том, что теперь железные дороги пересекали все старые границы, переформатируя страну в точности под форму и размер железной дороги, куда бы она ни вела.
Он почувствовал это, как только Пульман нанес ответный удар в Чикаго — федералы патрулировали улицы, город в центре двадцатой или тридцатой колеи, лучи которой расходились по всему континенту. В моменты бреда Лью казалось, что стальная сеть — это живой организм, час от часу растущий, реагируя на невидимую команду. Глубокой ночью он лег на землю рядом с железнодорожным полотном пригорода между поездами, прижал ухо к рельсам и прислушался к их дрожи, в возбуждении, как беспокойный будущий отец, прижимающий ухо к животу любимой жены. С этого момента вся география Америки стала его исключительной собственностью, он намеревался держаться до конца здесь, в Колорадо, между невидимыми силами, в половине случаев не зная, кто его нанял или кто собирается ему платить...
Почти каждый рабочий день обегал салуны, кухмистерские и табачные магазины округи и даже завязывал разговор с людьми, и из Профсоюза, и из Ассоциации владельцев шахт, которые раньше были только именами в полевых отчетах. Он начал замечать странную вещь — фамилии боевиков, нанятых владельцами шахт, попадались в его досье на шахтеров. Некоторых разыскивали власти отдаленных штатов за преступления против владельцев, и это не всегда были банальные проступки — профсоюзные беглецы, даже анархистские бомбисты, хотя в то же время они состояли на зарплате в Ассоциации владельцев шахт.
— Странно, — пробормотал Лью, энергично дымя сигарой и кусая мундштук, потому что у него было болезненное чувство, что кто-то делает из него дурака. Кем были эти пташки — бомбистами, которые притворялись, что работают на владельцев шахт, в то же время планируя новые бесчинства? Ставленники владельцев шахт, которые проникли в Западную федерацию шахтеров, чтобы предать своих братьев? Не были ли некоторые из них, помоги ему Господи, просто жадными трусами, которые работали на обе враждующие стороны и верны были только американской валюте?
— Вот что вам нужно сделать, — предложила Тэнси Вогвил, которую несколько коротких недель этой работы заставили с криками броситься бежать по Пятнадцатой улице в объятия системы школьного образования округа Денвер, — вот чудесная книга, она всегда со мной, «Руководство для современного христианина в случае возникновения моральных дилемм». Вот здесь, на странице восемьдесят шесть, ответ для вас. У вас есть карандаш? Отлично, запишите:
— Взорвите их всех — Господь отличит своих.
— Уу...
— Да, я знаю... Ее мечтательный взгляд, похоже, был адресован не Лью.
— Игра начинается? — спустя некоторое время спросил себя Лью. — Мистер Баснайт, ваш ход.
В следующий раз, когда Лью поднялся на охваченные войной вершины Сан-Хуана, он заметил на дороге кроме обычных линчевателей-штрейкбрехеров кавалерийские формирования Национальной гвардии Колорадо в форме, расположившиеся в боевом порядке на склоне холма и на берегах реки. Предполагалось, что он получил через наименее заслуживающее доверия контактное лицо в Ассоциации владельцев шахт документ для беспрепятственного передвижения, который хранился в его кожаном бумажнике вместе с лицензиями детектива. Не единожды он смешивался с группами шахтеров в обносках, у некоторых были на лице синяки и кровоподтеки, без пальто, без шляп, босые, их стадом вели к какой-то невидимой границе конные кавалеристы. Или Капитан сказал, что это граница. Лью не знал, что ему делать. Это было неправильно в очень многих отношениях, и взрывы бомб могли помочь, но не исправить ситуацию.
Однажды, незадолго до этого, он вдруг понял, что его окружили — сначала на фоне тополей появились тени, потом — банда ночных всадников ку-клукс-клана, хотя был еще день. Лью посмотрел на этих линчевателей в одежде из простынь в лучах солнца, на их одежде видны признаки отсутствия стирки, в том числе — следы от сигар, пятна от еды и мочи, следы всякого дерьма, и испытал какое-то чувство деакцентуации зловещих островерхих капюшонов.
— Здорово, парни! — крикнул он достаточно дружелюбно.
— На негра не похож, — прокомментировал один из них.
— Слишком высокий для шахтера, — сказал другой.
— Еще и вооружен. Кажется, я его видел где-то на плакате.
— Что нам с ним делать? Пристрелить? Повесить?
— Прибить его член к телеграфному столбу, а потом поджечь, — толпа за спиной говорившего в нетерпении брызгала слюной, которая заметно летела на его капюшон.
— Вы все отлично выполняете свою работу по охране, — улыбнулся Лью, с легкостью проехав сквозь их толпу, как через отару овец, — и я обязательно скажу об этом Баку Уэллсу, когда увижу его в следующий раз.