На день погребения моего
Шрифт:
— Ну, а что насчет меня? Меня или кого-то вроде меня, кто пострадает?
— Думаете, вы невиновны? Черт, мужчина, вы работаете на них — вы бы меня убили, если бы у вас появилась такая возможность.
— Мне нужно было бы вас доставить.
— Возможно, но это — то же убийство.
— Вы перепутали меня с Пэтом Гарретом и Вайеттом Эрпом, отморозки фронтира никогда не волновались и, возможно, даже не знали, на чьей они стороне. Мне такая роскошь недоступна, я не поступлю с вами так теперь, когда знаю вас лучше.
— Это, конечно, облегчение. Ваш стакан пуст. Герман, налей эту пронзительную «Красную угрозу обществу», еще одну.
Мало-помалу заведение наполнилось людьми, началась сельская вечеринка, а Кид или кто-то, кем бы он ни был, с легкостью растворился, и
Вернувшись в Чикаго, в свой родной заваленный бумагами офис, Нейт продолжил тратить деньги агентства, отбарабанивая одну телеграмму за другой. Сообщал, что ничего не изменилось, региональный офис бдит, всё в порядке. Но теперь нужно еще и нанять рабочих-буровиков с ножницами для резки проволоки на каждую опору ЛЭП, расстояние между ними — тысячи миль, больше Нейт никогда ничего от Лью не узнал.
Примерно тогда у Лью появилось то, что он назвал своей Стыдной Привычкой. Он находился в приятном маленьком пустынном оазисе Лос-Фацос, большую часть дня работал со взрывными веществами, ему приходилось снимать перчатки (хотя некоторые их никогда и не покупали), пентаэритритол тетранитрат, насколько он помнил, хотя, возможно, что-то немного более экспериментальное, поскольку он посещал пользовавшегося большим уважением безумного профессора д-ра Ойшварфа, возможный невольный источник поставок для взрывных бесчинств Кизельгура Кида, сейчас, по слухам, он работал над различными смесями нитросоединений и полиметиленов. Убийственная и хитромудрая смесь. Утро как-то незаметно перешло в обеденное время, и Лью, должно быть, забыл помыть руки, потому что следующее, что он увидел — столовая гостиницы в такой палитре цветов, не говоря уж о культурных отсылках, которых здесь не было, когда он пришел. В частности, на обоях был не повторяющийся узор, а одиночное изображение во французском «панорамном» стиле — очень далекая страна, возможно, даже не на нашей планете, как стало понятно, существа, напоминавшие, хоть и неубедительно, людей, жили своей жизнью — в движении, поймите, в мареве огромного ночного города, полного башен, куполов и похожих на паутинку тротуаров в свете эфемерной иллюминации, которая не вся была из муниципальных источников.
Вот появилась «еда» Лью, которая сразу же завладела его вниманием — фрагменты его «стейка», чем ближе он их рассматривал, всё больше напоминали ему не компоненты животного происхождения, которые человек обоснованно мог ожидать там увидеть, а новые миры кристаллографии, и каждый сегмент, который он отрезал своим ножом, фактически открывал новую перспективу, среди замысловато расположенных осей и полиэдров, словно пчелы в улье, сновали очень маленькие, но отлично видимые жители, которые, судя по их бурной суете, не знали, что он их внимательно изучает, они пели миниатюрное, но гармонически сложное многоголосье кукольными форсированными голосами, каждое слово звенело всё более поликристаллическим светом смысла:
Да, мы - Бобры Мозга,
так заняты, как вам будет угодно.
Хотя не единожды сообщалось,
что мы ведем себя, как подожженные пчелы.
Держите этот револьвер в кармане,
Не вздумайте жаловаться,
Иначе у вас могут возникнуть неприятности
С Бобрами Мозга
— Точно так и есть, — подумал обескураженный Лью, — аа-а как насчет «Всё в порядке, м-р Б?». Кэрли, официант, стоял у Лью над душой с обеспокоенным и, как ему показалось, угрожающим видом. Конечно, это был Кэрли, но в каком-то более глубинном смысле это был не он.
— Вы странно смотрите на свою еду.
— Ну, это потому что она странная, — рассудительно ответил Лью, или ему казалось, что он ответил рассудительно, пока все присутствующие не бросились в суматохе в выходу. Он что-то не то сказал? Сделал? Наверное, ему надо это выяснить...
— Он безумен! — закричала женщина. — Эметт, не подпускай его ко мне!
Лью пришел в городскую тюрьму в компании нескольких ее завсегдатаев, которые с негодованием его обсуждали, бросая осуждающие алкогольные взгляды. Как только Шериф посмотрел на него и счел, что он не причинит вреда прохожим, Лью вернулся в лабораторию Доктора, выглядел он при этом, можно сказать, немного сконфуженно.
— Я насчет этого... Забыл название...
— Конечно. Немного циклопропана плюс динамит, — ухмыльнулся Док, ехидно, как показалось Лью. — Почему бы нам не назвать его «Цикломит», да? Продолжайте, сегодня бесплатные образцы, берите, сколько хотите, он достаточно устойчив, так что если вы хотите его взять для взрывных работ, вам понадобятся детонаторы, Дюпон номер шесть работает не хуже, чем все остальные.
Хотя вам также может понадобиться пластипарафинатор, некоторые говорят, что благодаря ему возникает... эффект полос. Он не добавил:
— И полегче со старыми измельчителями, но Лью как-то почувствовал, что это следующее, что он скажет, поэтому энергично закивал, схватил материалы, пробормотал благодарности и как можно быстрее ретировался.
— И следите за пульсом, — крикнул ему вслед Док.
Лью остановился:
— Как это?
— Эскулап вам объяснил бы, наверное, лучше, но существует странная химическая реакция между этими нитрированными взрывчатыми веществами и человеческим сердцем.
С тех пор, где бы ни произошел взрыв, даже за пределами слышимости, синхронно что-то взрывалось в его сознании... а спустя некоторое время — даже если что-то только собирались взорвать. В любом месте.
Вскоре у него развивалась, скажем так, основательная привычка к Цикломиту.
Свой первый динамитный взрыв Лью увидел на окружной ярмарке в Канкаки. Бесшабашные удальцы ездили на мотоциклах по кругу, полуслепые от выхлопного дыма, в Стене Смерти. Там были молодые женщины в карнавальных костюмах, и чтобы посмотреть на них в менее одетом виде, нужно было заплатить дополнительный пятак, дети из окрестностей только мечтали тайком взглянуть на них в дырку в заборе. Был Поразительный Гальванический Дедушка, вокруг тела которого появлялись разноцветные электрические столбы от пальцев ног до ушей, когда он держался за генератор, который завел какой-нибудь удачливый местный малыш. А еще был аттракцион под названием «Динамитный Лазарь», где обычного вида рабочий в кепке и комбинезоне залезал в черный гроб, который потом персонал торжественно начинял динамитом и привязывал ярко-оранжевый бикфордов шнур, казавшийся не очень-то длинным. Потом они закрывали крышку, их старшина украшал ее цветами, мелодраматично горевал, а затем поджигал шнур, после чего все разбегались, сломя голову. Где-то барабанщик начинал всё нараставшую барабанную дробь, линии переплетались всё быстрее по мере горения шнура — Лью со своей трибуны заметил, что коробка начала взрываться за долю секунды до того, как он услышал взрыв, этого времени хватило на то, чтобы подумать: «Может быть, ничего и не произойдет», а потом ощутил жар взрывной волны. Это был конец чего-то — если не потеря невинности, то, во всяком случае, веры в то, что события всегда будут происходить достаточно постепенно для того, чтобы успеть что-то предпринять. Это была не громкость, напомню — это была форма.
Он посетил нескольких гомеопатов и узнал теорию о том, что болезнь можно вылечить очень маленькими дозами определенного химического препарата, который, если принять полную дозу, вызовет такие же симптомы. Может быть, если он примет Цикломит, это поможет ему приобрести иммунитет к взрывам. Или это была чистая случайность. Но да будет вам известно: в ту минуту, когда Лью поделился с Нейтом Приветтом своими сомнениями относительно Кизельгура Кида, в сущности, отказавшись от этого дела, решено было попробовать это средство, что бы это ни было. Он отпустил лошадь к верховью реки и тихо мочился в небольшой ручей, и тут мир перевернулся. Лью знал теорию карнавала, в соответствии с которой нужно было броситься в центр взрыва в ту секунду, когда он происходит, так что ударная волна уже будет снаружи, будет удаляться от вас, а вы останетесь в безопасности в центре вакуума — может быть, немного побитый, но не разорванный на куски. Но когда до этого дошло, выбора не оставалось — пришлось нырнуть в искры слишком короткого шнура, в это сияющее горло, ведущее неизвестно куда, в надежде, что там будет что-то, а не просто Ноль и тьма...если бы у него было время об этом подумать, он мог бы замешкаться, и тогда точно погиб бы.