На день погребения моего
Шрифт:
— Это значит, что свой день нужно планировать так, чтобы непременно быть нарядной до наступления сумерек, не говоря уже о прическе и макияже — всё, что обязательно будет выглядеть по-другому при газовом или электрическом освещении.
— Не могу поверить, что у вас это отнимает больше одной-двух минут, — сказал Лью.
И снова этот взгляд:
— Несколько часов можно потратить, — она притворилась, что стенает, — только на шляпные булавки.
По мере того, как осень сгущала тона, Лью всё быстрее, как можно было заметить, перемещался с одного места на другое, словно ему предъявляли всё более веские аргументы — напряженно нормальный, предпочитающий узкие черные пальто, широкополые фетровые шляпы и практичные ботинки, над его верхней губой примостились подстриженные черные усы. Несмотря на растущее количество уличных электрических фонарей и решительные попытки лондонского муниципалитета выползти из Царства Газа, он начал изучать строение тьмы, начиная с довольно древних времен, возможно, задолго до того, как здесь появился какой-либо город — всё, что было на этом месте, история подтверждалась лишь чрезвычайной и безжалостной белизной, заменившей безбликовые оттенки и сложные тени старого освещения, и шансы на ошибку возрастали. Даже осмелившись выйти из дома при свете дня, он замечал, что обычно движется от одной тени к другой, среди повседневных ужасов, которые становятся видимыми лишь после перехода времени лампового освещения в надменную электрическую ночь.
Несмотря на столь содержательную жизнь, он не удержался от попыток найти где-то в Великой Британии источник Цикломита, он в отчаянии переходил с таких препаратов от простуды с опиатами, как микстура Коллис Браун, к тонизирующим средствам для мозга с кокаином, ксилону в непроветриваемых комнатах и так далее, но как ни прискорбно, все они не подошли в качестве заменителей изменяющего реальность взрывчатого вещества, которым он наслаждался во время своего прошлого существования в Штатах.
Он без стыда брал деньги у Нэвилла и Найджела, которые всегда в это время, кажется, были в Университете. По слухам, ежегодный доход каждого из них составлял минимум тысячу фунтов, и, похоже, они тратили большую часть этой суммы на наркотики и шляпы.
— Вот, — поприветствовал его Найджел, — попробуй немного «розоватого», это очень весело, правда.
— Жидкость Конди, — объяснил Нэвилл, — дезинфицирующее средство с перманганатом, которое потом смешивают с денатуратом...
— Мы достали рецепт у австралийца, которого встретили в полицейском участке в уик-энд во время Регаты. Вскоре у нас развилось к этому пристрастие, хотя, конечно, нас беспокоят вопросы здоровья, поэтому мы осторожны и позволяем себе только одну бутылку в год.
— Восхищаюсь вашей выдержкой, парни.
— Да, и сегодня там самая ночь, Льюис! — резко протягивая довольно большую бутылку, полную жидкости подозрительного пурпурного цвета, которая, Лью мог бы поклясться, ярко светилась.
— О, нет-нет, я...
— В чем дело, тебе не нравится цвет? Вот, я подкручу газ, — любезно предложил Нэвилл. — Так лучше?
Однажды они разбудили Лью рано утром и затолкнули в кэб прежде, чем он полностью проснулся.
— Куда мы едем?
— Это сюрприз. Увидишь.
Они катились на восток и вскоре остановились у невзрачного магазина изделий для декора в Чипсайде, который, кажется, был закрыт уже некоторое время.
— Что это?
— Военное министерство! — воскликнули Нэвилл и Найджел, озорно усмехаясь друг другу.
— Хватит вешать лапшу на уши, я знаю, что они недавно переехали, но не сюда ведь.
— Некоторые их департаменты не могут даже мечтать о переезде, — сказал Нэвилл. — Пойдем.
Лью последовал за ними по узкому пассажу возле магазина, ведущему во двор, абсолютно не видимый с улицы, шум которой здесь вдруг стал неслышен, словно закрылась тяжелая дверь. Они пришли по некоему крытому переулку к маленькой лесенке, которая привела их в районы несколько более холодные и удаленные от утреннего солнца. Лью казалось, что он слышит звук капающей воды и порывы ветра, становящиеся всё громче, и вот они подошли ко входу с таким множеством царапин и вмятин, словно его десятилетия брали штурмом.
Благодаря царящей в Уайтхолле непоколебимой вере в то, что эксцентричные чудаки общаются с паранормальными силами лишь для того, чтобы те нашептывали им проекты усовершенствованного оружия, в течение жизни как минимум одного поколения все отделы кадров Империи приходили в боевую готовность, реагируя на аристократическое заикание, юркий взгляд, прическу, которую не смогла бы укротить ни одна из известных человечеству помад. На самом деле д-р Кумбс де Боттл не соответствовал этим критериям. Изысканный космополит в белоснежном лабораторном костюме от Пула с Сэвил-Роу из русской парусины, тканной на ручном ткацком станке, куривший черные египетские сигареты в янтарном держателе, никаких волос на его лице не было там, где им не полагалось быть, кажется, его призванием было скорее заискивание перед народом, международная торговля оружием, возможно, или духовный сан. Но что-то, некая шлифовка его стиля обращения, намекала на туманное прошлое и благодарное осознание того, что он наконец-то обрел здесь Рай. Он приветствовал Нэвилла и Найджела с фамильярностью, показавшейся Лью странной в такой большой лаборатории, в которую его привели, привлекла его внимание и со временем, как он полагал, встревожила его фантазию.
Вольтовы дуги пронзали фиолетовые сумерки. Нагретые растворы стремились к точке кипения. Спиральные узоры пузырьков возникали на поверхности светящихся зеленых жидкостей. Миниатюрные взрывы происходили в отдаленных уголках помещения, находившиеся рядом рабочие укрывались от ливней стекла под курортными зонтами, установленными как раз для такой защиты. Стрелки указателей метались в лихорадке. Чувствительное пламя пело на разные голоса. Среди сияющего хаоса горелок и спектроскопов, сифонов и колб, центрифуг и экстракторов Сокслета, а также ректификационных колонн в формате Глински и Ле Бель Хеннингера серьезные девушки, волосы которых были спрятаны под сеткой, вносили показатели в журналы учета, а бледные гномы, терпеливые, как медвежатники, щурились в лупу, настраивая тремблеры и таймеры крошечными отвертками и щипцами. Что еще лучше, кто-то там где-то варил кофе.
Д-р де Боттл отвел их в отдаленную нишу, где технические специалисты работали за столами, на которых лежали самодельные бомбы разной степени разобранности.
— Такова наша концепция — начать с устройств, конфискованных после различных неудачных попыток терактов и любезно переданных нам, и, благодаря тщательному анализу каждого устройства, постепенно воссоздать его исходную конструкцию. Обычно их собирают в таких ужасающе примитивных условиях, что начинаешь проникаться симпатией к этим негодяям. Они взрываются сами просто в устрашающем количестве, знаете ли, одно неумение правильно пользоваться растворителями стоит десятков жизней анархистов в год, и это только в Лондоне. Приходятся подавлять миссионерские побуждения пойти к ним... возможно, раздавать недорогие брошюры о простейших правилах безопасности в лаборатории...это принесло бы много добра, как вы полагаете?
Брови Лью едва не поднялись рефлекторно от удивления, он был бы рад любому остроумному замечанию Нэвилла или Найджела, но оба они ушли, очевидно, чтобы вдыхать различные пары.
— Не совсем понимаю логику, — сказал Лью, — зачем спасать жизни бомбистов, если каждая спасенная жизнь может стоить десятков невинных жертв в будущем.
Док усмехнулся и осмотрел манжеты своей рубашки:
— Жизни невинных буржуев. Хм... «невинных».
Ассистент привез на колесной тележке кофе в колбе Эрленмейера, чашки и тарелку странных маффинов.
— Вы, как американец, не сможете это понять, но сохранились доказательства того, что цивилизация, когда-то существовавшая на нашем острове — это игра в крикет. Для многих из нас крикетный матч — некий религиозный обряд. Тишина, затаив дыхание, на школьной площадке этой ночью, вроде того. «Невинные», дальше некуда. И даже здесь у нас есть...
Он осторожно держал крикетный мяч, практически сиявший при электрическом освещении.
— С некоторых пор на холмах графств Англии и Уэльса появляется таинственная фигура в белых фланелевых брюках, известная в этой лаборатории как Джентльмен Бомбист из Хэдингли, на единственной его известной фотографии на его плече висит обычная сумка игрока в крикет, в которой он несет несколько сферических ручных гранат, замаскированных под крикетные мячи. Вот один из них, который нам удалось восстановить полностью. Его трение о брюки активирует запальное устройство внутри. Вероятно, вы заметили, что он более глянцевитый и намного более плотно сшитый, чем британские мячи, похож скорее на австралийский мяч «кукабарра». Поскольку сейчас серия игр Эшес и страсти могут накалиться, австралийцы, которых у нас нынче некоторый переизбыток, могут стать невольным прикрытием для старины Дж. Б. из Х., а также — легкой мишенью для обвинений.