На единорогах не пашут
Шрифт:
Еще через несколько дней я подъехал к скалам. Степи не обманули меня — это были настоящие, осенние степи. Но упасть в траву я смог только несколько раз — останавливаясь на ночлег. И они честно и радушно дарили меня волнами ковыля, бездонным, синим, осенним небом, пробитым паутинками, ароматом чабреца и то и дело попадающимися метелками полыни, которую я нет-нет, да и растирал в руке — таясь от самого себя, жадно вдыхал аромат рук Ягой.
Стражницы Кромки. Я скучал по ней. Даже тосковал. По ее низкому голосу. По ее резкости. По ее звериной ухмылке. По ее хищным вскрикиваниям и горловому хрипу. По ее черным волосам и кровожадно-пунцовым губам. По ее… По ней.
Но я уже сказал и повторю еще раз, самому себе — я не люблю ее. И даже разлука с расстоянием не смогут приукрасить испытываемое
Степи кончились, как и обещал Шингхо. Скоро я неторопко, но быстро плутал в скалистых изломах, стараясь избегать троллей и тенгу, которые тут, в скалах, очень неприветливы. Что-то тут было — какое-то недоразумение, так и не улаженное — как и всякая пустяковина. И, соответственно, оно готово было и тянуться веками — как и всякая, нерешенная безделица…
Тропа становилась все уже и уже, наконец, скалы почти срослись и теперь негромко, как любое существо, у которого в запасе вечность, посмеивались надо мной. Я же терпеливо сносил их подтрунивание.
Ни тролли, ни тенгу не докучали мне. Но одной ночью некий тенгу вышел к моему костру, не отказался от кружки чабреца и долго и спокойно смотрел на меня. Ничего не говоря. С видимым удовольствием он пил Ча, есть, правда, не стал. Длинноносый, глазастый, строгий с виду тенгу. Напоследок он сказал — единственное, что он сказал: «Мы, тенгу, не против твоего прихода в горы, Дорога. Не против твоего дома на скале. Но мы были бы рады и бесконечно благодарны, если бы ты пригласил войну спуститься в долину. Удачи тебе». На чем тенгу подарил мне маленький заварочный чайник и исчез в скальном разломе — я только и успел подставить под чайник сложенные ковшом ладони и поклониться горному лешему. Драгоценный чайник неглазированного фарфора, видимо, еще тех времен, когда фарфор ценился именно такой. Какой-то каллиграф набросал на его стенке легко и дымчато несколько иероглифов, читавшихся — это я знал — как «Фукуро».
«Сова».
Голые скалы сменялись горными рощицами. Я терялся в них, возвращался иногда чуть не на полдня пути, чтобы начать сначала. Наконец, в один из дней — монотонный дождь моросил с сердитого поутру неба — я вышел к горной долине. Она появилась без предупреждения — просто тропа протискивалась, протискивалась между скал, да и выскочила прямо в нее — скалы раздались, и широкое поле явилось мне. Напротив, на другой стороне поля, стоял на вновь замкнувшихся скалах Замок Совы. От долины — замкнутой неприступными скалами по кругу — его отделяло еще и чудовищное ущелье. Мои упрямые предки знали толк в неприступности, и, судя по всему, кровь сидов в их жилах тяготела к безлюдным, диким и невероятно красивым местам. Долина шла вверх — зимой, думаю, тут тяжело лежит снег, а по весне лавиной катится вниз. Так же — лавиной — можно скатиться от ворот замка на врага, буде кто-то войдет в долину — и остановить катящееся с верхнего края долины войско будет очень непросто — а отступать некуда. Если с боков еще подключатся лучники, а сверху ударит тяжелая пехота… То не хотел бы я быть на месте тех, кому дадут войти в долину. Я ударил Буруна по крупу и рысью поскакал к Замку Совы.
Вокруг замка было темно от раскинувшегося лагеря. Людей было много. Очень много. Женщин и детей, к сожалению, тоже. Но оборотни Радмарта и воины Хелла так и не смогли обескровить мой майорат.
Я проехал сквозь лагерь и приблизился к ущелью. Меня увидели со стен и через пропасть упал мост, на который и взошел, гордо избочив голову, Бурун.
В Замок Совы пришел, наконец, герцог погорелого майората.
Хельга О'Рул
3
… А ты… Ты и так Дома, Рори Осенняя Ночь, старик, старик проживший такую долгую жизнь, что понимаешь уже — то, что несколькими часами ранее ты сказал своему внуку — чистая правда.
«Люди не должны жить так долго, Рори — сказал ты, разводя костер. — Люди не должны жить по столько лет, сколько живу я. Они быстро забывают о том, что все-таки смертны и оттого наглеют. А за неожиданно разросшийся в длину жизненный путь, они легче и много больше совершают
То, что ты в последние годы не совершил откровенного зла, не умаляет правды твоих жестоких слов. Ты прекрасно понимаешь, старик, что это в первую очередь относится к тебе — живи ты не на Нагорье, а среди Людей столько лет… Да, ты сказал правду. Если тебе и есть чем гордиться — так это тем, что ты никогда не сказал неправды своему внуку, не смотря на его возраст. Ни разу за все время…
И тут костер негромко запел… Именно, что запел — не загудел, не зашипел, давясь зеленой веткой — он пел и ты узнал этот мотив… А вскоре, отделенная от тебя костром и несколькими шагами, появилась она — в том возрасте, когда она только еще обещала стать светлым маячком Нагорья. Это была она, сомнений больше не было, она, зрение твое, уступая эльфу, ничуть не ослабло в твои годы — она, она, твое самое волшебное в Жизни Чудо, Рыжее в Медь. Расстояние меж вами ты мог бы, не вставая, покрыть одним прыжком, но что-то удерживало тебя, что-то говорило, что нет, нельзя, нельзя спешить… И ты остался на месте. А Хельга подняла узкую ладонь, словно защищаясь и ты понял — твое желание прыгнуть не прошло незамеченным. И тогда ты впервые заговорил с той, что видел уже не раз, заговорил, потому, что никогда она еще не приходила сюда и не стояла так близко…
— Я не стану спрашивать, не оттого ли ты приходишь, что мне пора собираться… Не стану спрашивать, сколько мне осталось… Не стану спрашивать и того, не обидел ли я тебя чем после смерти, моя Хельга… Я… Я лишь ломаю себе голову, почему ты всегда приходишь в том возрасте, в котором я не знал тебя… Больше всего я боюсь того, что это немой, но упрек… Что без моего появления тут, ты, Хельга… О, Хранители Нагорья, неужели я прав? Если все предопределено — то я ничего не мог сделать… Если нет — то я изменил предопределение, поверь мне, Хельга, я изменил его… Обреченный на жизнь наемника, я получил самое большое чудо, на которое только была, есть и будет способна Жизнь — я получил счастье — я нашел тебя и свой Дом… Я был твоим мужем лишь немного менее года… Это ли не изменение предопределения? Так что, моя жизнь имела смысл, все, что было до тебя и после — все обрело смысл… А теперь, в старости, я еще и могу видеть нашего с тобой сына и отвечать на вопросы моему внуку и не лгать ему… Это ли не больше всего, на что может рассчитывать человек? Я не понимаю, за что мне выпало столько счастья… Но, думаю, что после смерти пойму… Как поймет и Белоглазый… Он тоже хочет что-то понять… Я же говорю… совсем не то, что должно говорить сейчас, если сейчас вообще должно говорить… Но я так тоскую по тебе, моя Дорогая Тень… Моя половина, половина души моей, которая столько лет прождала меня на Нагорье… И цена за то, что я обрел — лишь несколько стрел в боку, Хранители, как же это смешно… Несколько стрел и отказ от какой-то ненужной короны… Так просто было это понять… Только соприкоснувшись пальцами, понять, что теперь это — одно, Одно, что навсегда…
— Так что же истинно ценно? Власть? Венец Короля? Сила? Богатства Горных Королей? Нет. Ценно то, что кто-то, кто дорог тебе, признает тебя действительно существующим. И сам является для тебя таковым. Не мираж, не химера, не миф — действительно существующим на этой Земле — Хельга перевела дыхание и открыла глаза.
Рори-Чужак, сбросив с плеча меч на вереск, стоял перед ней.
— На этой Земле и в этой Жизни — резкий голос Рори, вместо того, чтобы отрезвить Хельгу О'Рул, одурманивал ее.
— Да. На этой Земле и в этот миг. — Тут Хельга повела руками, как бы помещая в этот незримый круг Холм, Рори, кусок закатного неба, в овал, в абрис зеркала, в котором отразилась Жизнь.
— Холм — мой. Небо — мое. Он — мой. Я — его. Это все наше Навсегда — негромко пропела она. Рори чувствовал, что произошло что-то действительно важное. Истинно значимое.
— Что это? — Начал было он, но дочь Старого О'Рула прикрыла ему рот тонкими пальцами:
— Тихо. Это Обет. Его произносит девушка-эльф, когда находит Его и когда он находит Ее, чтобы стать Одним Навсегда. Молчи. Мы ждем ответ.