На грани анархии
Шрифт:
Шарлотта — нет.
Ее малышка. Ее ребенок. Ее ответственность.
В страхе она бежала вместо того, чтобы сражаться. Возможно, прятки сохранили бы ей жизнь, но не защитили бы ее ребенка.
Никто не мог защитить Шарлотту. Никто, кроме Ханны.
— Оставайся здесь и прячься, как маленькая мышка, кем ты и осталась, Ханна, — продолжал Пайк. — Ты напугана и кротка? Такая же, какой всегда была. Несколько недель под солнцем не изменят твою сущность. Вот почему я выбрал тебя!
Она ненавидела свое трепещущее, предательское
Ханна пыталась сопротивляться. Она думала, что ей становится лучше. Она стала сильнее.
Что, если это не так? Что, если она уже потерпела неудачу?
Глава 18
Ханна
День двадцать первый
— Я знаю тебя, — заявил Пайк. — Я понимаю тебя! Лучше, чем кто-либо. Лучше, чем тот солдат. Лучше, чем твой муж. Лучше, чем твой сын... Майло.
При упоминании имени сына Ханна резко вдохнула.
Она почувствовала, как Пайк оживился. Почувствовала, как его внимание притягивается к ней, словно магнитом.
— А. Тебе это не понравилось, да?
Ханна прикусила язык, пока не почувствовала вкус крови.
— Милый маленький Майло, с такими темными глазами и темными кудряшками. Он станет настоящим дамским угодником, если вырастет.
Она почувствовала, что Пайк уходит, по отдаляющемуся голосу и глухим шагам.
— Я могу убить все, что ты любишь, Ханна. Мне не нужно прикасаться к тебе, чтобы причинить боль. Твой солдатик уже мертв. Эта чертова собака — следующая в моем списке.
Сквозь половицы донесся тихий плач. Характерный плач новорожденного.
Даже в подвале, даже за непрекращающимся лаем Призрака, звук легко узнаваем.
Сердце Ханны заколотилось в груди. Ужас, которого она никогда не испытывала, овладел ею.
— Ах! Вот оно что, — воскликнул Пайк. — Знаешь, может быть, я оставлю тебя здесь гнить. Может быть, сначала убью твоего ребенка, а потом вернусь за тобой. Может быть, ты должна умереть, зная, что его кровь на твоих руках. Так? А может... я отвезу его в Фолл-Крик. Я ведь бывал там все это время. Жил и работал рядом с Ноа. Смотрела, как Майло растет. Он даже ужинал в доме моей матери. Ты знал об этом?
В груди Ханны зародился гнев. Ярость смешалась со страхом, горем и ужасом. Этот человек украл у нее все. Ее семью. Ее сына. Ее детей.
Майло и Шарлотта. Две камеры ее сердца, бьющиеся в унисон.
Она прожила пять мучительных лет ради своего сына. Для своей дочери она вернулась к жизни.
Ханна не для этого сбежала из своей подвальной тюрьмы. Она не для этого истекала кровью, не для этого боролась, не для этого пробивала себе дорогу в реальность.
Нельзя трусить в темноте. Страх не властен над ней. Она не позволит никому разрушить все, что она любила.
В конце концов, Пайк ведь только человек.
Она уже заставила его истекать кровью. Она может сделать это снова.
— Последний шанс, Ханна.
Его прихрамывающие шаги затихали. Он направлялся к лестнице. Направлялся к Призраку и к Шарлотте.
Сердце Ханны едва не разорвалось в груди. Потолок подвального помещения давил на нее, тысячи тонн давили на нее. Вынуждая оставаться на месте, оставаться в ловушке.
Она все равно двигалась.
Ханна пятилась. Медленно, осторожно. Грязь и пыль щипали нос, зудели в горле, осыпались на губы. Бетон скребся о ее бока и спину.
Она толкалась, ползла и боролась, выбираясь из замкнутого пространства, ногами вперед. В узкой нише между печью и стеной она встала на колени, а затем, опираясь на стену, поднялась на ноги.
Ханна покрылась грязью, в волосах запутались паутины. Она не потрудилась их смахнуть.
Настоятельная необходимость подстегивала Ханну. Она должна добраться до Пайка до того, как он поднимется по лестнице. Она должна его остановить.
Она больше не бежала. Она шла к нему.
Несмотря на страх. Несмотря на ее деформированную, искалеченную руку.
Она будет бороться, даже если останется совсем одна. Она готова защищать тех, кого любила, каждой каплей крови, которая осталась в ее теле.
— Пайк! — крикнула Ханна. Ее голос звучал хрипло, в горле першило. Она толкалась и протискивалась сквозь путаницу проводов и труб. Острые предметы царапали и кололи ее. Она едва замечала. — Я здесь!
Она вышла из-за алькова.
Тусклый свет из узких окон отбрасывал на комнату неверные тени. Она привыкла к темноте. Она прекрасно видела.
Пайк стоял на полпути вверх по лестнице, одной рукой держась за перила, другой — за кухонный нож. Он остановился, услышав ее голос.
Повернулся к ней с изумленным выражением лица. Он не ожидал, что она выйдет.
Ханна сделала шаг к Пайку. Ноги дрожали, но не подводили ее. Она сделала еще один шаг.
— Вот она я.
В его глазах появился предвкушающий блеск. Этот взгляд жестокого удовольствия она так ясно помнила, когда он ломал ей пальцы. Когда он ее мучил.
Она не струсила от этого воспоминания. Она просто его оттолкнула. Сосредоточилась на его прищуренных, покрасневших, слезящихся глазах, на красном пятне на его плече.
Она сделала это. Она причинила ему боль.
Он всего лишь мужчина.
Она вспомнила, кто она теперь. Она вспомнила, что забыла.
Ханна засунула руки в передний карман толстовки, подняла подбородок и направилась к нему.
— Я та, кто тебе нужен.
Он тяжело спускался по лестнице ей навстречу. Его походка была неровной. Медленнее, чем она ожидала. Кровь еще больше залила его ногу. Большое алое пятно запятнало правую сторону его зимней куртки