На грани апокалипсиса
Шрифт:
– У вас хорошая память. Вы правы, глупо делать вид, что мы не заметили друг друга, и еще глупей, что не узнали, – Бредли улыбнулся даме и сделал приглашающий жест. – Прошу…
Избежать контакта не удалось; дальше как повезет: продуманной нити беседы или какого-то плана действий у него не было. В голове был сумбур. Последние часы его мысли были слишком заняты решением других проблем. Перескочить на полном скаку с одной лошади на другую – дело трудное, а если еще и вторая лошадь мчится в обратном направлении…
– Память у меня профессиональная, – Гарднер пропустил вперед себя женщину и устроился на диване сам. Теперь они сидели друг против друга: два когда-то случайно встретившихся человека, два непримиримых врага, сыгравших, однако, в жизни друг друга важную роль. – А вы изменились, Кесслер. Возмужали…
– Зато вы изменились мало. Седины разве прибавилось.
Подошедший официант принял заказ у Гарднера и повернулся к Бредли:
– Мистер Бредли, ваша форель скоро будет готова. Подавать сразу или повременить?
«Ну что же ты меня так светишь, друг мой? – с досадой подумал Бредли. – Ты ведь не только назвал мою фамилию, ты ведь показал, что меня здесь хорошо знают. Хотя… ты-то здесь при чем?»
– Повремени, Фред, повремени. Я встретил своего старого друга: есть что вспомнить, о чем поговорить. Я скажу тебе, когда нести рыбу. А сейчас принеси-ка ты нам лучше… – Бредли остановил свой вопрос на женщине.
– «Шпэтлезе», – закончила спутница Гарднера. – Если такого вина нет, то «Эйсвейн».
– Есть. И то, и то. Сейчас принесу, – официант слегка поклонился и отошел.
– Остались приверженцами германских вин?
– Не только вин, мистер Бредли, идей тоже, – Гарднер схватил слова Фреда на лету. Школа.
– Ну что ж, постоянство – хорошая черта характера. А мне-то вас как называть? Или предпочитаете по званию?
Гарднер пожал плечами:
– Майкл, пожалуй… А что, хорошее имя… Распространенное. А тебе, дорогая, какое имя больше нравится?
Женщина сидела и внимательно изучала Бредли. Смотрела в упор, с вызывающим любопытством.
– Пусть мистер Бредли назовет меня сам. А, мистер Бредли, на какое имя мне для вас отзываться?
– Ева. Так звали жену Гитлера.
– Звали? Вы полагаете, она умерла? – женщина говорила красивым грудным голосом, играя строгую неприступность и по-прежнему не сводя с него глаз.
– Так объявили миру. И не надо поедать меня взглядом. Ваш заказ сейчас принесут.
Это замечание она просто проигнорировала. Продолжая разглядывать Бредли, спросила:
– Майкл, кто этот молодой и дерзкий красавец? Откуда ты его знаешь? Ты ведь говорил, что в Нью-Йорке у тебя знакомых нет?
Эти вопросы были заданы тоном начальника, причем начальника, привыкшего к беспрекословному подчинению. И еще было неизвестно, кто в этой парочке старше: либо по званию, либо по положению.
Гарднер на ее тон не отреагировал.
– Это? Тот самый обер-лейтенант, который спас мне жизнь. Правда, в какой-то мере и я спас его. Ведь вы, насколько я помню, не собирались покидать Берлин, а наоборот, собирались драться там до конца и готовы были отдать жизнь?
– Мы квиты, Майкл.
– Ну а потом мы вместе выбирались из Берлина, – закончил свой «доклад» Гарднер.
– Бежали, вы хотели сказать, а не выбирались, – с легкой издевкой поправила его «Ева». – К вам, мистер Бредли, это не относится. Вы-то действовали как раз так, как должны были действовать все честные немцы. Возможно, и русские тогда не смогли бы взять Берлин.
– Легко сейчас рассуждать, сидя в нью-йоркском ресторане, особенно тебе… – Гарднер замолчал.
Подошел официант, принес их заказ и бутылку вина; выпили по бокалу, и они принялись за еду. Теперь разговор взяла на себя «Ева».
– Свою историю, мистер Бредли, вы нам расскажете позже, – сказала она уверенно. – А пока скажите, чем вы здесь, в Нью-Йорке, занимаетесь?
«И все-таки партию ведет она, – утвердился в своих мыслях Бредли. – Гарднер – при ней, это понятно. И то, что она из “наших”, тоже понятно».
– Вы полагаете, я обязан вам отвечать?
– Ну, хотя бы из вежливости.
– А знаете что, придумайте мне занятие сами. Кем бы вы хотели, чтобы я был?
– Майкл, он мне определенно нравится, – сказала «Ева», вновь бросив пристальный взгляд на Бредли; ее рука с вилочкой на секунду даже замерла в воздухе. – И все-таки, мистер Бредли?..
– Я биржевой маклер. Живу с процентов от сделок. Разочарованы?
– Отнюдь, – качнула она головой. – Чтобы заниматься таким делом, нужно иметь и определенный ум, и основательную смелость. Но мы найдем занятие для вас получше. Нам нужны такие люди, как вы. Смелые, прошедшие горнило ада, – ответила она на немой вопрос Бредли. – У нас высокие цели и большие планы. Но скоро… Очень скоро вы о них узнаете и сами будете принимать участие в их реализации.
«Ева» говорила тихо, но экспрессивно, с внутренней убежденностью.
– А тому, что объявили миру, не всему нужно верить, – немного успокоившись, продолжила она. – Миру нужно было что-то объявить, и ему объявили. Ведь даже их Жуков заявил в сорок пятом на весь мир, что неопровержимых доказательств смерти фюрера нет. Обоснованных опровержений с тех пор не поступало. У них одни лишь предположения и догадки.
«Фанатичка. Сейчас вскочит, вскинет руку и прокричит “Зиг хайль!” – подумал Бредли, глядя на появившийся у нее на щеках румянец.