На грани риска
Шрифт:
А вот и Севастьянов выбирается из корабля. Хотя природный юмор и сейчас не изменяет ему, но утомление сказывается в каждой фразе, в каждом жесте. Космонавтов переносят на вертолет, стоящий неподалеку. Инженеры занялись своим делом. А вокруг корабля все стоит, не желая расходиться, шумная, восторженная толпа местных жителей.
НА ГРАНИ РИСКА
(документальная повесть)
...Между исследователем, который производит свои опыты в лаборатории, и тем, который изучает явление в природе, существует большая разница.
Первый имеет возможность выбирать условия, может последовательно проследить отдельное явление и из ряда наблюдении вывести свои заключения.
Второй непосредственно наблюдает сложные опыты, которые производит сама природа, и пытается постигнуть их при помощи первоначальных законов, установленных лабораторными опытами.
Оба движимы одним и тем же стремлением постигнуть природу, но в то время, как один имеет возможность получать ответы на интересующие его вопросы посредством лабораторного труда, другому иногда приходится целыми годами накоплять наблюдения, пребывая в самых труднодоступных местах земли, чтобы подвинуться на какой-нибудь шаг к постижению сущности явлений и связи между ними.
X. Свердруп. Плавание на судне "Мод"
в водах морей Лаптевых и Восточно-Сибирского
Главное то, что станция СП-2 работала,
по существу, в военной обстановке,
коль скоро иметь в виду трудности,
прямой риск для жизни и условия
секретности. Ведь если справедлива
поговорка: "На миру и смерть красна!",
к участникам дрейфа она не имела
никакого отношения - мир ничего
не знал о них и они работали как бы
в тылу врага, без регулярной переписки,
без всякой информации об их дрейфе.
З. Каневский. Льды и судьбы
ПРОЛОГ
О Северном географическом полюсе слышали все. О Северном магнитном полюсе - многие. О полюсе относительной недоступности знали единицы.
К востоку от острова Врангеля простирается необъятная область Ледовитого океана, которая до 50-х годов была почти неисследованной. Там, в центре этого заледеневшего в вечных морозах пространства, на расстоянии полутора тысяч километров от берегов ближайшей земли, находится точка, названная полюсом относительной недоступности. Лишь весной 1927 года проникнуть в этот загадочный край попытались американские исследователи Губерт Уилкинс и Бэн Эйлсон. Но эта попытка едва не стоила смельчакам жизни.
Четырнадцать лет спустя, 2 апреля 1941 года, полярный летчик Иван Иванович Черевичный блестяще посадил на дрейфующую льдину в тысяче километров от острова Врангеля свою тяжелую четырехмоторную машину с бортовым номером Н-169. Это был тот самый Н-169, что входил в славную четверку самолетов, высадивших на Северном полюсе в мае 1937 года экипаж первой в мире дрейфующей станции "Северный полюс". На этот раз могучий АНТ-6 выполнял роль своеобразной летающей лаборатории. На борту его помимо экипажа находились ученые: астроном-магнитолог М. Е. Острекин, метеоролог Н. Т. Черниговский, гидролог Я. С. Либин. 11 мая, успешно завершив научную программу, экспедиция возвратилась в Москву, проделав путь общей протяженностью 26 тысяч километров.
И вот наступил 1950 год. Заканчивала свою работу в Центральном Полярном бассейне высокоширотная воздушная экспедиция Главсевморпути "Север-5". "Прыгающие отряды" свертывали оборудование; самолеты экспедиции, один за другим покидая ледовые аэродромы, словно гуси, потянулись на юг. Доживал последние дни ледовый лагерь в точке Э 1 у Северного полюса, где все эти месяцы находился "мозговой центр" экспедиции.
Однако не всем предстояла скорая встреча с Большой землей. В районе полюса относительной недоступности было решено организовать дрейфующую станцию для проведения длительных систематических научных исследований в этой все еще загадочной области Северного Ледовитого океана.
Только накануне отлета из ледового лагеря я наконец набрался смелости обратиться к начальнику экспедиции с просьбой включить меня в состав участников дрейфа. Меня поддержал главный штурман "Севера-5" Валентин Аккуратов.
– А что?
– сказал он, попыхивая короткой трубочкой.
– Без медицины на дрейфующей станции не обойтись. Мало ли что может случиться, а врача поблизости нет. Так, может, уважим просьбу доктора, Александр Алексеевич?
Аккуратов был человеком авторитетным среди полярных летчиков, и к его советам Кузнецов всегда прислушивался. Но на этот раз он был непреклонен.
– Не могу, - сказал он.
– Штат станции утвержден правительством. 16 человек, и ни одним больше. Дрейфовать она будет только до осени. В сентябре - октябре будем ее снимать. А если за это время понадобится медицинская помощь, подбросим вас к Сомову самолетом.
Я хорошо помнил Сомова по прошлогодней экспедиции "Север-4", где он командовал одной из "прыгающих" научных групп. Лет сорока, что мне, двадцатишестилетнему юнцу, казалось возрастом весьма солидным, высокий, с узким интеллигентным лицом, с которого никогда не сходило выражение доброжелательности, он удивлял своими прямо-таки аристократическими манерами. Всегда тщательно выбритый, что в условиях экспедиции было делом очень непростым, пахнущий одеколоном, подтянутый, он сразу выделялся среди бородатых закопченных "прыгунов". Ни с кем из будущих участников дрейфа Восточной станции (так сперва называлась станция "Северный полюс-2"), кроме аэролога В. Г. Канаки и кинооператора Е. П. Яцуна, я не был знаком. Лишь однажды я встретился с людьми, собирающимися в дрейф на СП, - на "перекрестке дорог" в Тикси. Все они в отличие от остальных членов высокоширотной экспедиции были одеты в куртки и брюки из коричневой кожи, острижены наголо и хранили таинственно-непроницаемый вид.
Итак, мы возвращались домой, в Москву, к весне, к теплу, а там, на северо-востоке, в районе полюса относительной недоступности, на льдине с прозаическим названием "точка Э 36", события только начинали разворачиваться.
Еще 31 марта летчик Виктор Перов после многочасовых поисков присмотрел наконец льдину, пригодную для высадки специальной экспедиционной группы. Огромное, длиной семь, шириной около пяти километров, ровное поле многолетнего льда выглядело весьма внушительно. А высокие гряды торосов, окаймлявшие его с запада и востока, красноречиво свидетельствовали, что льдина эта успешно выдерживала натиск соседних полей. Перов "притер" машину, и ее прочные стальные лыжи заскользили, оставляя широкие колеи на снегу, который устилал молодой метровый лед, окружавший мощное паковое поле. В ночь на 1 апреля четырехмоторный ПЕ-8, пилотируемый летчиком В. Н. Задковым, доставил на льдину первую группу зимовщиков и четыре тонны грузов. Едва остановились винты, по лесенке из кабины неторопливо спустился Михаил Михайлович Сомов - начальник будущей дрейфующей станции. Еще с воздуха опытным глазом океанолога он оценил достоинства льдины, выбранной Перовым. Теперь оставалось познакомиться с ней поближе, подетальнее. Ведь это поле должно было служить не неделю и даже не месяц, а минимум полгода. Захватив Перова и метеоролога Чуканина, Сомов отправился в обход своих будущих владений. Вернулись они часа через два, усталые, замерзшие, но весьма довольные.
– Ну, Виктор Михайлович, - сказал Сомов, растирая щеки, - спасибо тебе большущее. Потрафил ты нам. Льдина, прямо сказать, высший класс. Она будто специально создана для дрейфующей станции.
– Я тоже думаю, что поле надежное. Такие торосища вокруг нагромоздило, что ей вроде бы никакие подвижки не страшны, - поддержал Константин Иванович, полярник опытный и знающий.
– Вот и добро, - сказал улыбаясь Перов, весьма польщенный похвалой Сомова.
– Ну что ж, - сказал Сомов, - тогда надо разгружаться.