На грани выживания
Шрифт:
— По крайней мере, они беспокоятся достаточно, чтобы прийти на собрание. — Аннет потерла лицо. Она выглядела более расстроенной, чем Ханна видела ее раньше, глаза налились кровью, короткие серебристые волосы растрепались.
— Аннет, ты в порядке? — спросила Ханна.
— Честно? Нет. Я устала. Управлять приютом — это хуже, чем возиться с кошками или руководить классом с непокорными подростками. Люди апатичны. Большую часть дня они проводят, развалившись на койках или сидя у стен, ни на что, не глядя. Некоторые из них как будто пустые. Не все,
Ханна вспомнила оцепенение, которое испытывала в первые месяцы пребывания в подвале Пайка, ее мозг восставал против новой реальности, тело окаменело от шока, ужаса и неверия.
Останься она в таком состоянии, то поддалась бы отчаянию, и подавленный разум оставил бы ее тело умирать на заплесневелом матрасе.
Она почти потеряла себя.
Вместо этого Ханна заставила себя встать, ежедневно делать зарядку, оттачивать свой ум, сочиняя песни и тексты, отмечать дни мелом на бетонной стене, и, что самое главное, сосредоточиться на единственном, что имело значение — выжить, чтобы вернуться домой к Майло.
В ней проснулось сострадание, но также и новая решимость.
Она откинула волосы за уши и подалась вперед, поставив локти на стол.
— Они все еще в шоке. Люди чувствуют себя бесполезными. Хуже того, они теряют надежду. Мы должны заставить их подняться и двигаться, работать ради чего-то, взять ответственность за себя.
— Как? — спросил Бишоп.
— Мы закроем приют.
— Что? — Виггинс зашипел. — Вы не можете этого сделать!
Бишоп посмотрел на нее тяжелым взглядом, нахмурившись.
— Это не кажется хорошей идеей.
— Через несколько недель наступит конец апреля, и температура воздуха повысится. Люди смогут вернуться в свои дома. Они почувствуют себя лучше, если будут спать в своих кроватях, а не в этих койках, сдвинутых вплотную друг к другу, как сардины в банке. Трудоспособные горожане должны работать за еду. Мы не можем позволить себе раздавать продукты бесплатно.
— И им это тоже нужно. Им нужно чувствовать, что они часть чего-то, что у них снова есть контроль, даже если он совсем небольшой. Это поможет.
Аннет тяжело вздохнула.
— Я полагаю, мы можем попробовать. В любом случае, я уже собиралась уволиться.
— Ты нужна нам, Аннет! — ахнул Дейв.
— Я все равно буду помогать. Мне просто нужен перерыв.
— Мы слишком многого потребовали от одного человека, — заметил Бишоп. — Аннет нужно позаботиться о себе. Если мы все будем работать вместе, вносить свой вклад и брать на себя ответственность за этот город, то справимся.
Дейв потянулся, чтобы сжать руку Аннет. Она немного опешила, но затем неуверенно улыбнулась ему в ответ.
— Мы сможем даже процветать.
Ханна некоторое время наблюдала за ними, надежда билась в такт ее сердцу. Несмотря на трудности, несмотря на стресс и ссоры, люди могли общаться. Они могут найти друг друга. Друзей, семью, любовников.
Сейчас люди нуждались друг в друге больше, чем когда-либо.
— Мне все равно, что вы решите делать с этими горожанами, —
— Не так уж и много, — отозвался Рейносо в своей типичной спокойной манере. Бывший морской пехотинец в возрасте сорока лет, Хосе Рейносо был сдержанным человеком, лояльным и прагматичным. И сложен как танк. — Особенно после того, как мы передадим часть запасов Общественному альянсу.
Виггинс покраснел.
— Что? Мы до сих пор обсуждаем этот вопрос?
— Да. — Бишоп провел рукой по своему афро. На нем была его любимая черная кожаная куртка поверх мандариново-оранжевой гавайской рубашки, усеянной желтыми ананасами. — Мы не можем оставить себе украденную провизию. Она не наша.
Виггинс посмотрел на него.
— Черта с два. Наши люди сражались и погибли в той битве, которой вы так восхищались, пастор. Где был так называемый «Общественный альянс»? Нигде. Мы сражались за эти запасы, и мы выиграли их, честно и справедливо. Они отказались от своих прав на все, когда отказались участвовать в битве.
Перес бросила на него пристальный взгляд.
— Я что-то не припомню вашего участия в сражении.
Лицо Виггинса приобрело яркий оттенок пурпура. Его рот открылся, как у рыбы, но из него не вырвалось ни звука.
Он бросил взгляд на Бишопа, затем на Ханну, после чего практически выплюнул:
— Я бы с радостью взялся за оружие. К сожалению, меня не пустили.
Виггинс не простил Ханну, Лиама и Бишопа за то, что они удерживали его в собственном доме под дулом пистолета. Они не поверили бывшему банкиру, что он не предупредит ополченцев о готовящемся нападении; как только бой закончился, его отпустили.
В ту ночь и несколько раз после этого он осыпал их множеством красочных оскорблений.
За последние несколько недель его гнев поутих, хотя Ханна не сомневалась, что Виггинс презирает их — и Квинн тоже. И определенно он не питал любви к Призраку.
— Как бы мне не хотелось это признавать, но Виггинс не совсем неправ, — проговорила Перес. — Мы отчаянно нуждаемся в этой еде. Отдавать ее… Это неправильно.
Майк Дункан переместился в своем кресле и прочистил горло.
— Альтруизм — это хорошо и прекрасно, пастор. Но разве мы не должны в первую очередь думать о себе? Я сочувствую нашим соседям, но у нас тоже есть потребности. Мы должны заботиться о себе.
Владелец ныне не существующей автозаправочной станции был замкнутым человеком и говорил мало, но он сражался вместе с Рейносо в бою и заработал постоянную хромоту из-за пули в бедре.
— С самого начала эти продукты не принадлежали нам, — напомнил им Бишоп. — Мы просто возвращаем то, что украли ополченцы. Это правильный поступок. В противном случае мы станем соучастниками их страданий.
Дункан неохотно кивнул.
— Полагаю, это правда.
— Кроме того, мы уже сказали им, что отдадим все обратно, — заметил Дейв. — Так мы убедили их прийти на День торговли на ярмарке.