На ходовом мостике
Шрифт:
Увидев меня, Минаев устало кивнул в сторону причала.
– Как там, много еще осталось?
– Загрузка подходит к концу. Нижние помещения забиты до предела. Начали принимать на верхнюю палубу.
– Смотрите, не перегрузите, - предупреждает Минаев.
– И о хозяйстве Терещенко, пожалуйста, не забывайте.
Под «хозяйством Терещенко» подразумевались многочисленные системы орошения, затопления и осушения. Принцип сотрудничества с Терещенко был один: грузимся до тех пор, пока Иван Иванович молчит. После того, как он скажет «стоп», спорить не приходится, значит, в самом деле загрузились, как говорится, под самую завязку.
Одесский порт мы покинули в 20 часов 20
На этот раз конвоирование прошло без особых происшествий. Объяснялось это, очевидно, тем, что противник сконцентрировал все силы, в том числе и авиацию, для наступления в западном секторе обороны, чувствуя, что силы защитников Одессы в эти дни находятся на пределе. Таким образом, мы благополучно довели транспорты до Севастополя. Около 16 часов следующего дня, когда мы проходили прибрежным фарватером, на траверзе мыса Сарыч подошел эсминец «Смышленый» и занял наше место в охранении, а мы пошли в Севастополь.
Выгрузив боезапас в Сухарной балке, «Незаможник» сразу же был поставлен на щелочение котлов, а затем переведен в Южный док.
Нашим соседом по доку оказался лидер «Ташкент», стоявший на ремонте после повреждения под Одессой 30 августа. Как только выдалась свободная минута, я отправился осмотреть повреждения. Меня поразила огромная пробоина в кормовой части, достигавшая примерно восьми квадратных метров. Это был результат авианалета на лидер, когда во время выполнения боевого задания неожиданно над кораблем появились вражеские бомбардировщики. Предпринимать маневр на уклонение было поздно, одна из бомб упала в непосредственной близости от кормы. Но раненый корабль не прекратил стрельбу по береговым целям, пока не получил приказ из базы о немедленном возвращении в Одессу.
Обо всем этом мне рассказали старший помощник командира капитан-лейтенант И. И. Орловский и помощник командира старший лейтенант Сергей Фрозе. Командира лидера капитана 3-го ранга В. Н. Ерошенко тогда на корабле не было, он временно заменял раненого командира эсминца «Фрунзе» Бобровникова, находившегося на [104] излечении в госпитале. Вообще отношение моряков к «Ташкенту» и к его экипажу было особо уважительным, действия лидера под Одессой хоть и кончились его ранением, завоевали ему прочную репутацию решительного боевого корабля. То же можно сказать и об эсминце «Незаможник». Общность боевых дел и одинаковая судьба за время ремонта сдружили экипажи, породив негласное соревнование: чей корабль раньше вернется в строй, чтобы продолжить огневые налеты на позиции противника под Одессой. Обоим кораблям специалисты определили примерно одинаковый срок ремонта - около месяца. Срок кажется огромным, но ничего не поделаешь, велики и объемы работ.
И снова, как в самом начале войны, корабельный распорядок подчинен заводскому, опять весь экипаж, не покладая рук, трудится плечом
Одессу мы оставили в очень трудный период обороны и, естественно, волновались за ее судьбу. Нерадостные известия, полученные в штабе базы, дополнялись рассказами очевидцев - моряков с боевых кораблей и транспортов, прибывающих из Одессы. И вдруг в двадцатых числах сентября - весть: в ночь с 21-го на 22-е с кораблей эскадры был удачно высажен десант в районе села Григорьевка. Одновременно с десантом предприняли массированную контратаку войска восточного сектора обороны и, развив успешное наступление, соединились с десантом. Противник понес большие потери в живой силе и технике, но главное, что войска его оказались отброшены на 8-10 километров и лишились плацдарма, с которого вели систематический обстрел города и порта с ведущими к нему фарватерами. Теперь стрельба эта велась по площадям, без видимых целей и была малоэффективна. Оборона стабилизировалась, стала устойчивей, и защитники города вполне могли рассчитывать на ее долговременный характер.
На следующий день, встретившись в доке с Орловским, [105] мы поздравили друг друга с добрыми вестями. Однако Орловский все же был опечален: на подходе к Тендре фашисты атаковали эсминец «Фрунзе», которым командовал Ерошенко. На борту находился командующий эскадрой Л. А. Владимирский. Корабль получил настолько серьезные повреждения, что едва успел выброситься на мель. Среди личного состава были погибшие, а Ерошенко и Владимирский ранены. Повреждены также эсминцы «Безупречный» и «Беспощадный».
А еще через сутки я попал в толпу встречающих транспорт с ранеными защитниками Одессы. Здесь толпились в основном женщины, надеявшиеся увидеть своих мужей, сыновей, братьев. Попадались и моряки: кто хотел узнать о судьбе корабля, на котором довелось служить, кто - о товарищах и знакомых, а все вместе - о подробностях десанта.
И вот по сходням санитары начали сносить носилки с тяжелоранеными, легкораненые шли сами. Их окружали, расспрашивали. Запомнился один пожилой мичман с забинтованными левой рукой и правой ногой. Он опирался на самодельный костыль и, пробираясь в узком коридоре встречающих, как бы упреждая вопросы, на каждый шаг повторял:
– Дали прикурить! Дали прикурить!
И те, кто навестил в севастопольском морском госпитале товарищей, рассказывали, что удачная операция у Григорьевки поддерживает среди раненых хорошее настроение - в палатах только и разговоров, что об успешной высадке десанта. В этом не было ничего удивительного: многим из нас казалось, что коренное изменение обстановки под Одессой предшествует скорому контрнаступлению по всему фронту обороны.
Но, увы… Стратегия войны поставила в строку истории обороны другие слова: «придется оставить…» Понять их нетрудно - вследствие наступления противника на юге Украины возникла угроза захвата Крыма и с ней - потери главной базы Черноморского флота Севастополя. Одесса оставалась в глубоком фашистском тылу, вести одновременно оборону Севастополя и Одессы было бы необыкновенно трудно, для этого не хватало ни сил, ни средств. Но вот сердцем воспринять потерю родной Одессы, смириться с тем, что этот чудесный город будет отдан на поругание врагу, - было невозможно. Требовалось время, чтобы свыкнуться с неизбежным… [106]