На исходе ночи
Шрифт:
— Как, Владимир Иванович, примем предложение или своими силами обойдемся? — переадресовал следователь вопрос Мировскому.
— У них и без того забот хватает.
— Что верно, то верно, — откликнулся начальник угрозыска. — Всегда на передовой линии борьбы с преступностью — так, кажется, пишут о нас в газетах.
Кауш и Мировский вышли на улицу. Поравнялись с летним кафе; Аурел остановился, нерешительно предложил:
— Может, зайдем? Пивка выпьем и поговорим.
В кафе почти не было посетителей.
— Не завезли… Берите крюшон «Освежающий». Есть-мороженое…
Не очень скоро она принесла вазочки с жидким мороженым и кувшин ярко-красной жидкости. Аурел сделал глоток и с отвращением отодвинул стакан. Крюшон оказался приторно-сладким и отдавал микстурой, какой поили его в детстве, когда он болел. Покончив с мороженым, от которого еще сильнее захотелось пить, Кауш спросил:
— Что будем делать дальше, Владимир Иванович?
— Думаю, курс у нас правильный. Краус что-то скрывает, причем очень существенное. Мы ничего не знаем о его прошлом. А без этого, Аурел Филиппович, и вы это понимаете не хуже меня, мы не можем составить о нем полного представления. Как он оказался на Севере, что там делал? Да и здесь, в Покровке, не мешает копнуть поглубже.
Аурел слушал, машинально постукивая ложечкой о стол.
— Согласен, товарищ майор. Поезжайте-ка вы в этот Баден, кто-то должен помнить семью Краусов. Поговорите с людьми. А я запрошу Кишинев и Москву. Авось, в информационных центрах МВД и есть кое-что. К тому времени и экспертиза подоспеет. Надо проверить этого Крауса до самой его прабабушки. Очень он мне не нравится, этот Петер Теодорович. А мы с Поятой в Покровке поработаем.
Из прокуратуры Кауш позвонил участковому и сказал, чтобы тот дожидался его в сельсовете. Он был приятно удивлен, когда Ганев без лишних слов дал ему машину.
Поята, выслушав Кауша, согласно кивнул головой:
— Понятно, Аурел Филиппович, но хлопотно это — опрашивать стольких людей, а нужно действовать быстро.
— А вы подключите своих активистов, им даже сподручнее. Я же займусь Зоммерами и женой Крауса.
Дверь Каушу открыл сам хозяин дома Карл Зоммер. Он вопросительно скользнул взглядом по лицу следователя, и тот понял: не узнает. Пришлось назвать себя.
— Проходите, — сдержанно пригласил хозяин.
Прием был не из радушных. Впрочем, Аурел другого и не ожидал. Он оглядел уже знакомую комнату и задержался на большой, увеличенной фотографии девочки. Казалось, Роза смотрит прямо на него, Кауша. Она как будто спрашивала: за что?
Зоммер ждал, что скажет неожиданный посетитель.
— Понимаете, Карл Иоганнович… — осторожно начал он, — меня привело к вам дело. Я ведь не в гости пришел. Вы хорошо знаете Петра Крауса, соседи добрые, а это немало. Расскажите о нем подробнее.
— А зачем это вам? — Зоммер напряженно ждал ответа.
— Хорошо, я отвечу, хотя и не в наших это правилах. Вы, видимо, уже знаете, что Краус арестован…
— Как не знать. Но за что? Люди разное говорят.
— За незаконное хранение огнестрельного оружия.
— А сколько за это дают? — с явным интересом спросил Зоммер.
— Это суд решает, а вообще года два-три могут присудить. Как видите, я на все ваши вопросы отвечаю, а вы почему-то нет.
— Да что рассказывать, сосед как сосед… Когда Розочка исчезла, он прямо с ног сбился, искал всюду, в сельсовет бегал, чтобы по радио объявление о пропаже дали, и музыкантов на похороны привел. После похорон нас многие звали к себе ночевать, а Петя ни в какую: только у меня спать будете, говорит. Несколько дней у него жили. И ограду на могилке покрасил. Если говорить откровенно, даже не ожидал от него…
— Не ожидали? — Кауш бросил быстрый изучающий взгляд на своего собеседника.
Зоммер задумчиво молчал, склонив голову, избегая взгляда следователя.
— Повздорили мы незадолго до того, как с Розочкой это произошло.
— Поссорились, значит… А почему?
— Мало ли что между соседями бывает, в одной семье и то без этого не обходится, — неопределенно отвечал Зоммер, уходя от прямого ответа.
Следователь понял, что большего пока не добиться, и переменил тему.
— Оставим это. Вы правы, между соседями всякое бывает. Скажите, Карл Иоганнович, не рассказывал ли Краус, что делал на Севере?
— И мне там довелось побывать. Вы, наверно, знаете, что фашисты нас фольксдойче объявили. А какие мы фольксдойче, если мой дед еще двести лет назад из Баварии в Россию переселился. Ну вот. Когда фашисты отступать начали, и нас с собой угнали в фатерланд ихний. Я вам, кажется, уже рассказывал. Были и такие, что сами сбежали от расплаты. Я о прихвостнях гитлеровских говорю. Хлебнули мы горя в Германии. Они везде кричали: «Один народ, одна кровь!» — а сами издевались, смотрели свысока. Чуть что не так: «Молчать, унтерменш!» Потом, после войны, мы на Севере оказались…
Дверь, легко скрипнув, отворилась, и в комнату вошла женщина с ребенком на руках. Лицо Карла посветлело, он причмокнул губами. Ребенок заулыбался и потянулся к нему.
— Это кто, внук? — Кауш улыбнулся.
— Дочка это наша, Розочка, — со счастливой улыбкой сообщила женщина.
Только сейчас Аурел узнал Эвелину, жену Зоммера. Она словно помолодела, похорошела и светилась материнским счастьем. Эвелина же, как вскоре убедился Кауш, узнала его сразу. Некоторое время она только прислушивалась к разговору, а потом не выдержала: