На исходе последнего часа
Шрифт:
"Хорошо, что он со мной, – подумал Турецкий, – мы всегда так действуем друг другу на нервы, что мозги лучше начинают работать. И ехидно осведомился:
– Слава, ты когда-нибудь прыгал с парашютом?
– Отстань. – Грязнова явно подташнивало.
– Когда я прыгал первый раз, парашют раскрывался автоматически – от натяжения тросика…
– Саша, помолчи, ради Бога.
– Так вот, когда я прыгал первый раз, я забыл отключить запасной парашют, а он тоже открывался автоматом, и я, представь, приземлился под двумя куполами. Так что падал я чудовищно долго.
– Слушай, какого черта, а? Лучше найди мне какое-нибудь снотворное, – сказал Грязнов, завистливо глядя на безмятежно спящего в соседнем ряду белобрысого парня в дорогом костюме с цветастым галстуком. Его длинные ноги уходили далеко под следующее кресло. Грязнов по рабочим обстоятельствам не спал двое суток.
– Не советую тебе спать, старик, – искренне сказал Турецкий. – Там во сне сейчас такие вещи показывают. Костей не соберешь. А знаешь, есть такой фильм Хичкока – «Головокружение»? Очень рекомендую, и исключительно в терапевтических целях. Кстати, это детектив. Там один сыщик уронил себя с крыши и не мог с тех пор подняться выше второго этажа. Как ты думаешь, что его вылечило?
– Баба, надо полагать, – хмуро сказал Грязнов.
– Точно. Но есть еще и другие народные средства.
– Какое участие! – фыркнул Грязнов. – Лучше расскажи, что ты знаешь о Малахове.
– Ну, это много времени не займет. О Малахове я до того, как его санировали, вообще не слышал. Теперь вот знаю, что за два дня до гибели он связался с генеральным прокурором и попросил прислать следователя. Впрочем, он ведь скорее по твоей части, а, Славутич?
«Славутич» тоскливо посмотрел на прошелестевшую мимо миловидную стюардессу. Родинка над верхней губой ничуть ее не портила.
– Санировали? Что это за терминология?
– Санировать – значит очистить. Это терминология смежников – фээсбэшников.
– Ох уж мне эти ученые словечки! Санировали, – произнес Грязнов с отвращением. – Грохнули мужика – так нет же, видите ли, – санировали… Честно говоря, – признался Грязнов, держась одной рукой за горло, другой – за живот, – я знал одного Малахова, его однофамильца. Был в Москве такой довольно известный хоккеист, защитник, сейчас в НХЛ шайбу гоняет. Он у нас проходил свидетелем по одному пустяку. А у этого твоего я успел только несколько бумажек посмотреть. Значит, говоришь, грохнули его на охоте?
– Охота – дело темное, – хмыкнул Турецкий.
– Ну конечно, – через силу съязвил Грязнов. – Малахов упал на охотничье ружье и случайно зацепил курок. Поднялся, споткнулся и снова упал. И так девять раз. А все стояли и смотрели.
– Там был еще кто-то? – спросил Турецкий. – Ты разве что-то знаешь?
Грязнов пожал плечами. И убежал в туалет.
А Турецкий вытащил из кармана переднего кресла журнал «Аэрошоп» и с удовольствием погрузился в чтение. Обнаружив что-то интересное, он живо подозвал стюардессу с родинкой и ткнул в журнал пальцем:
– Что я могу отсюда заказать?
Когда Грязнов вернулся, на маленьком откидном столике стояла бутылка коньяка «Реми Мартен».
– Сейчас, – лукаво улыбнулся Турецкий, – я буду лечить твой вестибулярный аппарат. Сделаем из тебя космонавта. Можешь не сомневаться: я знаю старинный турецкий рецепт. Что ты об этом думаешь?
– Но ведь если мы приедем подшофе, – Грязнов никогда принципиально не произносил слово «прилетать», – это будет несколько ненатурально. Или нет? – оживился он.
– Или! – скомандовал Турецкий.
Спустя полчаса заметно возродившийся Грязнов безапелляционно провозгласил:
– Что там ни говори, Саня, а в последнем деле ты проявил себя натуральным лопухом. Я внимательно следил: ты постоянно вызывал огонь на себя, как мальчишка. Спрашивается, кому это надо?! Если собираешься выпендриваться и дальше, лучше скажи сразу: по крайней мере, у меня будет время поставить тебя на место.
– Вот как?
– Да, натурально так. Никакого понятия об элементарной логике, мать ее! Не бывать тебе генпрокурором. Ты хоть помнишь, что такое дедукция, Конан Дойла в детстве читал?
– Был грех.
– Ну так перечти, черт возьми. Предупреждаю, в Сочи вначале мы будем собирать факты, а не лезть на рожон. Я говорю, сперва нужно иметь на руках все данные, а уж потом решать, каким именно мерзавцам крутить бошки.
– Логично, мистер Холмс. Только то, что ты говоришь, называется индукцией. А дедукция – это как раз наоборот: выдвижение гипотезы, на которую проецируются все предыдущие события. Или подверстываются.
– Ты на что-то, кажется, намекаешь?
Турецкий улыбнулся и пожал плечами.
Грязнов посмотрел на него слегка помутневшим взглядом и сказал:
– В той истории я, натурально, был ни при чем. А вот послушай лучше о пользе вина!
Бутылка была пуста.
– Это коньяк, – напомнил Турецкий. – Причем отличный.
– Не важно. О пользе коньяка. Ты только представь, насколько по-другому могла бы повернуться история, если бы в семнадцатом году Ленин оказался не в состоянии влезть на броневик?! Индукция? – И он заказал еще одну бутылку.
Спящий парень в соседнем ряду напротив них так и не проснулся.
– Это ты уже сам, – предупредил Турецкий. – А мне еще разговаривать с аборигенами. Кстати о броневиках. Нас встречают, я надеюсь, какие-нибудь местные Шерлоки?
В иллюминатор было уже видно море.
– Встречают? – удивился Грязнов. – С чего бы это?
Оживленная толпа действительно встречала пассажиров самолета беспрерывными криками «браво». Щелкали вспышки фотоаппаратов, гудели съемочные камеры, скрипели диктофоны.
– Ну уж нет, давай подождем, – сказал Турецкий, поддерживая Грязнова. – Кого это они так могут встречать, Киркорова?