На карте не значится
Шрифт:
БОРЩЕНКО ПОЛУЧАЕТ ПОМОЩНИКОВ
Шли дни. Они складывались в недели, а с ними продолжалась и жизнь на острове - явная и скрытая. Явная - это издевательство над человеческим достоинством заключенных, расстрелы, каторжный труд до полного истощения сил… Скрытая - все нарастающая подготовка заключенных к восстанию и побегу.
… Хмурым и холодным днем, под свист пронзительного ветра, перемешанного с острым сухим снегом, хлеставшим в окна, - за столом казармы охранников в Центре разразилась ссора. Играли в кости. И широкоплечий, низкорослый Карл нарушил правила игры.
– Ты нарушил правила!
– зловеще сказал его проигравший соперник, высокий, длинноносый Адольф.
– Я не мог нарушить правила!..
– не согласился Карл.
– Не ври, глиста!
Рука у Адольфа была длинная, и за «глисту» Карл немедленно получил через стол сильный удар в нос.
Оба сцепились, нанося друг другу удары кулаками и тяжелыми сапогами. В драку ввязались другие: одни - на стороне Карла, другие - на стороне Адольфа. И вскоре всеобщая потасовка приняла угрожающие размеры.
Драка прервала длинные рассуждения Шакуна о русской зиме, и он заинтересованно стал наблюдать за ходом сражения.
– Павел, разними их! Что тебе стоит с твоей силищей! Расшвыряй их в разные стороны. А то они еще порешат друг друга!
– Что ты, Федор,- разве можно нам лезть в их дела. Они - немцы. Ты как хочешь, а я уйду от греха.- И Борщенко, опасаясь нежелательных осложнений для своего положения, вышел в соседнюю комнату, наблюдая оттуда, как озверевшие немцы наносили друг другу здоровенные удары.
Шакун не выдержал. Он подскочил к наседавшим друг на друга Адольфу и Карлу и завертелся около.
– Карл, Карл, что ты делаешь!
– выкрикивал Шакун.- Адольф! Ну зачем ты!..
– Да что ты суешься к нам, русская свинья!
– обернулся рассвирепевший Карл, и Шакун получил от него меткий удар в зубы. Искры посыпались из глаз Шакуна. Он отлетел в сторону Адольфа и получил от того новый удар в ухо. Обалдевший Шакун свалился к ногам Карла, под быстрые удары его кованых сапог.
Несколько минут немцы нещадно дубасили взвывшего Шакуна кулаками и ногами, пока, наконец, он не сумел подкатиться под чью-то койку.
Борщенко, наблюдая за побоищем, заметил, что дерутся немцы по-своему, по-немецки. Все они не щадили друг друга, но в то же время обегали столы, боясь их опрокинуть. И даже табуретки, разбросанные по комнате, были перевернуты случайно, при падении немцев, сбитых с ног.
Драка прекратилась мгновенно, с появлением оберштурмфюрера Хенке. Видимо, ему позвонили, и он явился на место происшествия самолично.
Всех пострадавших немедленно отправили в лазарет, который, кстати, был рядом.
Шакун успел добраться до своей койки и прикладывал лезвие ножа к огромной шишке на лбу. При появлении Хенке он встал и вытянул руки по швам.
Пока Хенке выяснял причину драки и кто ее затеял, из лазарета сообщили, что четверо на несколько дней останутся там. Остальные пострадавшие, после обработки, постепенно возвращались в казарму, залепленные пластырными лентами.
Хенке не на шутку встревожился.
Война на Восточном фронте до предела выжала людские резервы Германии. Армии на Востоке ощущали постоянную нехватку в живой силе, таявшей под все нарастающими ударами русских. Здесь, на далеком островке, ресурсы охранных частей тоже были без излишков. И вдруг сразу выбывают четыре единицы! И хотя все пострадавшие обслуживали «западников», где было спокойнее, чем у русских, такой урон был чувствительным. Его надо было кем-то восполнять.
Тут Хенке увидел стоявших у своих коек Шакуна и Борщенко.
– Это еще что такое?
– грозно спросил он, подходя ближе и разглядывая распухшую физиономию Шакуна.
– Неужели ты посмел ударить кого-либо из них?..
– Нет, господин оберштурмфюрер, я пробовал их разнять.
– Ааа-а, ну это другое дело, - смягчился Хенке.
– Кто же это тебя так разделал?
– Карл и Адольф, господин оберштурмфюрер,-виновато отрапортовал Шакун.
– Молодцы, здорово обработали!
– похвалил Хенке и перенес свое внимание на Борщенко:
– А ты не пробовал разнимать?
– Нет, господин оберштурмфюрер!
– ответив за Борщенко Шакун.
– Он и меня останавливал, да я по глупости не послушался.
– Постой, постой, - вдруг вспомнил Хенке.
– Ты, Бугров, говорил мне, что среди моряков с тобой были трое своих, власовцев. Живы они еще?..
– Павел, докладывай!
– заторопил Шакун, переводя вопрос Хенке.
– Так точно, господин оберштурмфюрер, пока еще живы!
– отрапортовал Борщенко.
– Затаились. Они мне докладывают, что там делается.
– Ага… Это хорошо. А если забрать их сюда? Пусть послужат й охране.
– Павед, докладывай!
– снова заторопил Шакун.
– Плохо только, что не останется там моих глаз.
Борщенко коротко подумал и решил:
– Одного там надо оставить, господин оберштурмфюрер! А двух можно взять. Только их нельзя наряжать в охрану к русским. Их там сразу прикончат. А к западникам - вполне можно.
– Именно к западникам и нужно, - согласился Хенке,- А как их фамилии?
– Силантьев и Пархомов, господин оберштурмфюрер!
Хенке вытащил книжку и записал.
– Явишься сейчас в комендатуру! Я выдам распоряжение, и ты немедленно отправляйся в лагерь и выведи их из бараков. А завтра утром, к десяти, приведи ко мне!
– Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!
– А они тоже говорят только по-русски?
– Они знают немецкий, господин оберштурмфюрер!
– Видишь, Бугров, они понимали, что немецкий язык им будет нужен. А ты - никак… Приказываю тебе учиться!
– Слушаюсь, господин оберштурмфюрер! Разрешите поставить их койки рядом с моей. Они мне помогут…