На колесах
Шрифт:
– А ты женщина. Женщина должна уступить.
– Потом мы пожалеем об этом, - усмехнулась она и медленно разорвала акт.
– Пусть будет по-твоему. Ты доволен?
– Спасибо, - поблагодарил Никифоров и снова взглянул на часы. Малярка простояла всего двадцать одну минуту. Он связался с диспетчером и распорядился о запуске.
– Спасибо, Нина!
– повторил Никифоров веселым деловым тоном.
Но он не видел ее: перед ним открылась панорама действующего автоцентра,
Никифоров ощутил облегчение. Стрелочка побежала дальше, дальше... Легко побежала. И он перевел дух.
Лена просила повезти ее в Москву, как будто там их ждало чудо. Мария Макаровна тоже напирала со своими советами... в Москву, проветриться, наплевать на служебную муть! Теща вдобавок умудрилась выведать у Никифорова всякие подробности и принялась расспрашивать: а ты наверху посоветовался? а почему ты не посоветовался? ты со своей самоуверенностью влипнешь в какую-нибудь историю. Она настойчиво твердила, чтобы он поверил ее опыту, что в один час ничего ты не сделаешь, и вовсе не дело должно быть главным для тебя, а твоя жизнь. Какая жизнь, такое и дело. Сколько, говорила, ее гоняли - давай быстрей во что бы то ни стало!
– но люди везде одинаковы, сами прилепятся к тебе, если достоин. Вот, говорила, у нее никто не пьет, а пошла в отпуск - пьют, курят, где ни попало, даже заставила одного расписку писать, что бросает пить. И не будет пить!
Никифоров посмеивался, отшучивался.
– А ты не догадываешься, почему жены изменяют мужьям?
– с торжественностью спросила Мария Макаровна.
У него была в руках большая чашка с позолотой и дарственной надписью: "Вкусен чай у нас дома. Саше от Марии Макаровны". Он хватил чашкой об пол. Вслед за ней полетело блюдце.
Лена умоляюще сказала:
– Мама, я устала от твоих поучений. Оставь меня в покое.
– А разве я тебе говорю?
– изумилась Мария Макаровна.
– Мне.
Лена защитила его. Никифоров оглянулся вокруг, замелькали в глазах блеклые лица службы, но память не остановилась
"Ведьма!" - решил Никифоров.
Он заходил по кухне, распахнул окно и сосредоточенно смотрел на трясогузку, прыгавшую по деревянной дорожке. Под окном разговаривал с игрушками Василий, зарывая их в кучу песка.
– Что случилось?
– шепотом спросила Лена.
– Ты какой-то хмурый, беспокойный...
– Я сирота, - усмехнулся он.
– Ни отца у меня, ни матери...
– Ты думаешь, мне чашку жалко?
– Она положила обе руки на его плечо и тоже стала смотреть на сына.
– И правильно, что разбил. Ведь тебе нужна разрядка, правда? Ты сильный, честный человек, все у тебя получится, но бывают просто такие минуты...
Василий держал на ладони лягушонка. Лягушонок медленно заползал в широкий рукав.
– Ой!
– засмеялся мальчик и потянул его за лапку.
– Не мучай ты его!
– сказала Лена.
– Ты как живодер. Забыл ящерицу в банке, а она умерла. Выпусти. Пусть живет.
– Я ему сделаю постельку, - ответил Василий.
– И буду ухаживать.
– Лена, пошли погуляем, - предложил Никифоров.
– Кот Базилио пойдешь с нами?
Василий нацепил на плечо автомат, меч в ножнах и надел зеленую каску со звездой. В руках держал стеклянную банку с лягушонком. Его лицо было лукавым, насупленным. Он знал, что придется защищать от матери свою амуницию.
– Пусть идет, как хочет, - остановил Лену Никифоров.
– Я еще не взял лук со стрелами, - похвалил свою сдержанность мальчик.
Они вышли за калитку. В небе уже мерцал месяц. Вдалеке, на новых домах, горела реклама "Аэрофлота". От перекрестка доносилось размеренное цокание, похожее на стук копыт. И верно - показалась лошадь, запряженная в телегу на автомобильных шинах. Маленький Саша Никифоров побежал за телегой, ухватился за грядку и повис, поджав ноги.
– Вот если бы не стало ни одной машины!
– сказал Никифоров.
– Какая была бы спокойная жизнь.
– Вася, папа у нас хороший?
– спросила Лена.
– Ты не обижайся на меня, - повинился Никифоров.
– У нас же все хорошо? Не обижайся.
– За что? Я с тобой даже разговариваю, когда тебя нет. Ты чувствуешь?
Он не знал, что ответить. Снова он был за рулем несущегося по-над откосом автомобиля и снова спасался только чудом.
1980