На корабле полдень
Шрифт:
Отрешенный Григорий гладил ее по роскошным черным кудрям и старательно делал вид, будто не уверен, что люди действительно погибли.
— Пилоты обычно катапультируются, славная моя, — приговаривал он. — И у них есть все необходимое для того, чтобы выжить в океане… Их тоже будут искать… И найдут…
Однако в глубине души Григорий в такую возможность не верил.
Настало утро.
Афина, кое-как умывшись и причесавшись, принялась варить на газу чай (газовый баллон стоял посреди разгромленной кухни эдакой посеребренной
Правда, настоящего чая в лагере не сыскалось ни соринки, но Афина не была бы биологом широкого профиля, если бы не использовала для приготовления тонизирующего напитка молодые листики кустарника ройбос грозниензис, которые также содержали стимулирующие алкалоиды и даже имели похожий вкус.
— А где ты… чай взяла? — Спросил Григорий, потирая свежепобритую щеку.
— Ободрала кустик возле посадочной площадки, — улыбнулась Афина. — Я подумала, если уж нам суждено сегодня умереть, мы должны хотя бы перед смертью выпить чаю и как следует наговориться…
— Ах да, сегодня же «день Икс», — скривился словно от мучительной боли Григорий.
Меньше всего на свете ему хотелось умереть сегодня.
Теперь, когда он нашел Афину, когда он узнал, что настоящая любовь бывает длинной, очень длинной, когда он наконец стал ученым мирового уровня, теперь, когда они с Афиной облетали пол-Галактики и наконец-то решили завести ребенка! Нет-нет-нет, это чертовски несправедливо! Они должны, обязаны выжить. Но как? Что, что придумать?
— Милая, не будь такой пессимисткой… Я уверен, что твоя сестрица пришлет за нами еще один флуггер! Или даже два. Она, конечно, негодяйка… Но любит тебя. И главное, испытывает перед тобой невероятно сильное чувство вины! Не знаю как ты, а я это при нашем знакомстве сразу заметил…
— Конечно, пришлет. Если успеет. Потому что до гибели этой прекрасной планеты остается… — Афина посмотрела на свои часы, отлитые из драгоценного хризолина, — остается… один час четыре минуты.
Но Григорий не хотел сдаваться — даже на словах. Он продолжал рассуждать вслух.
— Но неужели у нас не осталось никаких средств связи? Никакой сигнализации? Может быть, в лагере завалялась какая-нибудь рация? Или еще один такой телефон? Может, у Розалинова был второй?
— Я уже всё обыскала… Вот три упаковки с кошачьим туалетным наполнителем, для транспортировки млекопитающих — да, завалялись… А рации — не было.
— Можно колотить ломом по обломкам «Эйлера». Будет довольно громко… Но орбиты, конечно, этот звук никак не достигнет.
— Стучи мы или не стучи, наши координаты им прекрасно известны… Думаю, они очень хотят нам помочь. Но физически не могут… Из-за этих «грифов».
— Наверное, ты права, — вздохнул Григорий.
Григорий Болотов начал понемногу свыкаться с мыслью о неизбежности скорой смерти. Он даже начал находить в ней мелкие позитивные моменты.
«А что… По крайней мере, не надо будет каждый день бриться… И Афина для меня всегда останется молодой
— Что страшнее, болезнь Альцгеймера или болезнь Паркинсона? — Спросил Григорий у Афины, которая притихла как-то особенно подавленно.
— Ну, вообще говоря… Паркинсон — та еще дрянь… Альцгеймер при всем своем коварстве чуточку лучше. Хотя это, конечно, сравнение говна и дерьма по критерию отвратительности запаха… — начала она. Но прочесть лекцию на эту животрепещущую тему Афина не успела. — Ты только посмотри, Гриша!
— Куда?
— Да вон же! Синий! Наш друг! Инопланетянин! Дружба-мир-гони-сувенир!
Переливаясь в лучах рассветного солнца экзотической льдинкой, к острову Среда со стороны Южного полюса мчался уже знакомый им инопланетный летательный аппарат.
— И правда он! — Обрадовался Григорий. — Что он тут делает, интересно?.. Впрочем, почему мы думаем, что это именно тот, вчерашний? Их же тут, наверное, тысячи таких!
— Мне сердце подсказывает, — сказала Афина. — Как бы ненаучно это ни звучало!
Сердце подсказало Афине правду.
К ним направлялся паладин Гексахлоран Второй.
Он совершил лихую посадку на том же месте, что и вчера. Впрочем, поскольку на герое был новый полный летательный экзоскелет, он выглядел куда внушительней, чем давеча.
Могучие обтекаемые формы, метровой толщины ходильно-посадочные опоры…
И, видимо, настроение у паладина было получше. Потому что в этот раз он даже изволил поздороваться!
— Бурных… Вам… Реакций… Мягкие… Эндоскелетные… — пророкотал его речевой синтезатор.
— И тебе не болеть! — Не сдержал ухмылки Григорий, выступая вперед и на всякий случай загораживая Афину всем корпусом.
Афина тоже приветственно помахала паладину ладошкой из-за плеча мужа.
— Твой корабль… Мой враг… Отступник… Уничтожать… Вы… Нуждаетесь… В помоществовании.
Григорий и Афина быстро дотранслировали эту полуабракадабру до предложения о помощи и дружно закивали.
— Да, друг. Да! Нам очень нужна помощь! — Воскликнул Григорий. — Эта планета скоро погибнет! Наш звездолет сгорел!
— Знаю… — сказал паладин и степенно добавил. — Я… Знаю… Всё.
— Но как ты будешь нам помогать? — Спросил Григорий встревожено. — Мы не можем жить как вы! У нас всё особенное!
— Знаю… Знаю… Всё! — Повторил Гексахлоран Второй. — Здесь!
С этими словами он извлек из брюшного транспортного отсека большой оранжевый аппарат с крошечными жаропрочными щелями-иллюминаторами.
После секундной растерянности Григорий признал в этом аппарате космическую спасательную шлюпку. Судя по цифрам-крокозябрам — конкордианскую.
— Здесь… Садиться! Я… Буду… Нести, — прокомментировал паладин.
— Ты осознаешь, что это самая большая авантюра в нашей жизни? — Григорий повернулся к жене.