На краю Принцесс-парка
Шрифт:
Джейкоб уже начал подумывать, не залечь ли в постель снова, но в животе Руби рос их ребенок, а сама она с надеждой ждала от него хороших новостей. Однако он в очередной раз приносил лишь разочарование.
– Ничего страшного. Завтра тебе повезет, – говорила Руби, увидев его удрученное лицо.
Как-то она пришла из муниципалитета вне себя от ярости.
– Меня увольняют! – воскликнула она. – И это все из-за ребенка. Я сказала, что чувствую себя нормально, но они меня не слушают. Они заявили, что я могу упасть и тогда им придется отвечать за последствия. – Руби поморщилась. – И Марта Квинлан постоянно говорит мне то же самое. По ее словам, она чувствует себя
Джейкобу пришло в голову, что, если бы не сильный, независимый характер Руби, он, возможно, вышел бы из своей депрессии еще несколько месяцев назад. Но в присутствии девушки он полностью терял уверенность в своих силах, чувствовал себя чуть ли не ничтожеством. Предприимчивость Руби не знала границ, и ничто на свете не могло поколебать ее уверенности в себе и жизнелюбия. Ничуть не смущенная утратой работы, на следующее же утро она взяла шесть открыток и аккуратно написала на них:
РУБИ О'ХЭГАН
ПОСЫЛЬНАЯ ЛОМБАРДА
Собираю и выкупаю заклады в любом районе.
Она разнесла карточки по ближайшим ломбардам, и реакция превзошла все ее ожидания. Как оказалось, в городе очень много людей, которые нуждаются в деньгах, но стесняются показываться в местах, где их можно раздобыть. Отныне Руби каждое утро заходила в «свои» ломбарды – узнать, не было ли телефонных звонков или записок с просьбой прислать посыльного.
Все без исключения клиенты были женщинами, причем далеко не всегда они жили в таких благополучных районах, как Эгберс или Принцесс-парк. В Дингл также были семьи, страдающие от недостатка денег, но слишком гордые, чтобы позволить соседям узнать, что в понедельник они вынуждены были заложить лучший костюм главы семьи, чтобы в пятницу, после зарплаты, выкупить его. Если клиенты боялись, что соседи узнают Руби, ей приходилось навещать их рано утром или поздно вечером – часто имея со всех хлопот лишь пенс-другой.
Далеко не все из того, что отдавали в заклад клиенты, они потом выкупали обратно. Под конец недели Руби неоднократно слышала: «Прости, милая, но я не могу себе этого позволить. Я свяжусь с тобой, когда появятся деньги». А до этого постели оставались без белья, дети ходили без ботинок, а женщины – без обручальных колец. Иногда вещи так никто и не выкупал.
Миссис Харт, самая приятная из клиенток Руби, так ни разу и не выкупила ни одного из своих закладов. Постепенно из ее большого дома исчезали красивые вещи, которые были подарены ей на свадьбу или когда-то принадлежали ее родителям или родителям ее мужа, – и все это лишь для того, чтобы выплачивать все растущие долги сына, несносного Макса.
– Если бы я продавала эти вещи, я бы выручала за них намного больше, – жаловалась миссис Харт. – Но я закладываю их, потому что надеюсь, что когда-нибудь выкуплю их обратно. Понятия не имею, где я возьму на это деньги.
– Ломбарды хранят вещи в течение шести месяцев, а потом выставляют их на продажу, – сообщила Руби, поглаживая подросшего котенка по имени Тигр.
Первое время она не могла понять, почему так много с виду вполне благополучных женщин часто срочно нуждаются в наличности. Но постепенно девушка научилась определять скрытые признаки затруднительного положения. Некоторые женщины пили, другие играли в азартные игры, кто-то слишком много тратил на домашнее хозяйство
Некоторые из шикарных домов, в которые заходила Руби, внутри оказывались далеко не шикарными – голые полы, мебель, лишь ненамного лучшая, чем та, которой были обставлены комнаты на Фостер-корт… Единственным приличным элементом декора были шторы, которые должны были показать внешнему миру, что у их владельцев все в порядке.
Постепенно Руби приобретала популярность в районе Дингл.
– Это посыльная ломбарда, – говорили люди, когда она проходила мимо них. – Руби, и к кому же ты сегодня идешь за своими двумя пенсами? – спрашивали они у девушки, на что она обычно загадочно улыбалась и прикладывала к губам указательный палец.
Марта Квинлан заявила, что больше не позволит беременной Руби убирать паб.
– Милая, когда ты работаешь в таком состоянии, я чувствую себя просто ужасно, – сказала она. – Но ты должна пообещать, что будешь время от времени заходить ко мне на чашечку чая. Я буду очень по тебе скучать – как и Агнес.
– Я тоже по вам буду скучать.
Руби по-настоящему подружилась с Мартой и Агнес-Фэй, и ей было жаль терять работу, но она теперь зарабатывала достаточно, чтобы обойтись без денег за уборку, – тем более что Джейкоб тоже начал работать и получал двадцать один шиллинг шесть пенсов в неделю.
Он наконец нашел работу, на которой пригодился его опыт – а именно знание лошадей. Джейкоб уже месяц работал возчиком, развозя на телеге уголь по району Эдж-Хилл. Работу он ненавидел всем сердцем. Черная едкая пыль через нос попадала ему в легкие, отчего Джейкоб постоянно кашлял и хрипел. В шесть часов он возвращался домой, весь покрытый угольной пылью – от лица и шеи до одежды. Чтобы он мог помыться, Руби приходилось греть большие кастрюли с водой – но даже вода с мылом не способна была сделать его волосы чистыми. Кроме того, сколько бы Руби ни стирала его вещи, они, да и комната в целом, всегда пахли углем. Джейкоб ощущал этот запах, даже когда спал. Каждое утро парень выбирался из постели и с отвращением натягивал молескиновые подштанники и рубаху, жесткие, как доспехи. Сверху он надевал кожаный жилет, который должен был защищать его спину и плечи, когда он на своем горбу таскал через узкий вход на задний двор клиента тяжелые мешки с углем и сбрасывал их в лаз, ведущий в подвал.
И даже лошадь была какой-то безликой – совсем не такой, как Ватерлоо, к которому Джейкоб так привязался на ферме Хамблов. Это было унылое, вечно усталое создание, такое же жалкое, как и он сам, никак не реагировавшее на попытки парня поговорить с ним.
В отличие от Руби, у Джейкоба не было даже надежды на то, что это жалкое существование когда-нибудь изменится. Девушка часто говорила о том, что когда-нибудь они уедут с Фостер-корт, и о том, какая замечательная жизнь начнется у них потом, но Джейкоб не в состоянии был даже представить себе всего этого.
Зима подошла к концу. Дни становились все длиннее и все теплее. Наступил март, ребенок должен был родиться недель через шесть. Джейкоб нашел акушерку и договорился, что она придет, как только он сообщит ей о начале родов. Женщина запросила десять шиллингов, но эти деньги того стоили – говорили, что она опытная и надежная.
Как-то в пятницу Джейкоб шел домой угрюмый, как никогда. На ступеньках он встретил хозяина дома Чарли Мерфи – тот грелся на вечернем солнышке.
– Хороший денек, – заметил Чарли.