На кресах всходних
Шрифт:
— Брат у меня погиб.
Потехин сбился ненадолго:
— Брат? Ну, это... Все равно выпей.
2
9 мая 1985 года.
Яркий, немного ветреный день, деревья все в зелени, начинает цвести вишня, и вовсю цветет сирень. Выкрашенные желтой краской строения теряются в духовитых зарослях. Праздничная обстановка, детишки в белых рубашечках, новых сандалиях и с красными шариками в руках. Они перебегают с места на место, толкаются и смеются.
На
Уже понятно: на трибуне будет сидеть власть, на скамейках — разного рода народ, в основном юный. Во Дворце с некоторых пор квартирует школа-интернат, в одном флигеле детишки нормальные, в другом — с особенностями психического развития. Но они тоже сегодня в белых рубашечках, те, что пионерского возраста, — в пионерских галстуках.
Над входом в главное здание прибит новый алюминиевый громкоговоритель, из него льется музыка, соответствующая моменту: «Землянка наша в три наката, сосна сгоревшая над ней...»
По воздуху вместе с музыкой плывет запах какао из неизвестно где расположенной кухни. Скорее всего, в той же пристройке, где она была во времена графов Турчаниновых и немецкого госпиталя.
Дети начинают нешуточно носиться, лопается несколько шаров, вызывая совершенно естественный хохот.
Взрослых вроде как и не видно. Но вот они начинают появляться с сосредоточенным видом из дверей главного здания, где по случаю большого праздника открыты обе створки. Поправляют галстуки, манжеты...
Громкоговоритель на время глотает звук, потом, побулькав, мощно и широко начинает песню, более всего подходящую к моменту, — «День Победы».
Педагоги решительно рассаживают детишек в «зале» перед трибуной. Детишек много, и совладать с их жужжащей массой непросто, но у местных работников есть соответствующий опыт.
На трибуну осторожно по свежесколоченной лестнице поднимаются сначала товарищ директор — Андрей Иванович Тикота, потом, медленно, один из почетных гостей, очень старый и худой человек — Иван Николаевич Шукеть. За ним председатель райисполкома — крепкий мужчина с толстой шеей, не помещающейся в вороте рубахи, с мощной, с проседью гривой, решительно зачесанной назад, Макар Петрович Ёрш.
Пока продолжается эта процедура, со стороны тополевой аллеи по древней булыжной мощенке, погромыхивая пустыми канистрами в кузове, въезжает на территорию Дворца ГАЗ-51; за рулем молодой, зубастый, красивый хлопец, а на месте пассажира довольно необычно одетый старик.
— Приехали, — сообщает водитель.
Старик лезет в карман своей салатного цвета, с вязаными манжетами куртки — за бумажником. Водитель сначала удивляется, а потом начинает хохотать.
Старик удивляется:
— Бросьте, — мотает головой и даже немного краснеет водитель, словно его уличили в нехорошем поступке. — Какие деньги, вы что!
— Вам же не по дороге.
Водитель говорит что-то вроде: девятого мая всем по дороге, и вообще у них так не принято, чтобы за подвоз брать с человека плату.
— Ну, спасибо, спасибо вам, запомню, — очень серьезно говорит старик и начинает выбираться с большими предосторожностями из кабины. Одет он, к странной бежевой куртке, еще и в джинсы и мокасины на босу ногу. По дороге сюда парень уж интересовался, кто он и откуда, и получил позабавивший ответ.
— Блудный сын, — сказал старик.
Ничего себе «сынок» восьмидесяти годков. И где ж твои батьки?
— Идите на музыку, все там, — напутствует гостя хлопец.
— Найду, — улыбается приехавший, — я ж тут бывал.
Парень кивает и, гибко потянувшись, хватает дверь за ручку и звонко захлопывает.
Необычный старикан, медленно ступая и ворочая по сторонам почти лысой головой, двинулся по мощенной кирпичом тропинке в сторону фанерного купола.
— Так и не застеклили, — шепчет он и усмехается, впрочем, без всякого ехидства.
Никто навстречу старому человеку не попался, все на сидячем митинге. Он шел, прислушиваясь и поправляя в ухе слуховой аппарат. Наконец работа его стала удовлетворительна. Именно в этот момент гость обошел левый край основного здания, и перед ним открылась праздничная картина: красные флаги с белорусской национальной вышивкой по краю, красные галстуки и белые рубашки сидящей детворы. Преподаватели равномерно распределились темными островками среди воспитанников в целях поддержания порядка среди непоседливой юности.
Над всей этой картиной раздавалось громкое, переливающееся шипение, как будто кто-то крутил испорченное радио. У микрофона стоял самый главный и заслуженный ветеран, на пиджаке его многочисленные награды, половину из них составляли, честно говоря, юбилейные медали — в честь 20-летия Победы, например, — но среди них попадались и настоящие боевые ордена. Старый ветеран сильно гнулся вперед под весом наградного металла.
Это был Шукеть, он как раз заканчивал речь. И вот закончил. Детишки, подражая преподавателям, звонко захлопали, порыв ветра встряхнул флаги, и в атмосфере добавилось торжественности.
Встал человек с толстой шеей и гривой.
— Спасибо... — громко сказал он, сильно ударяя ладонь в ладонь, и весь этот звук шел в микрофон перед ним, так что казалось, что дело происходит на взрывных работах в разгар рабочего дня.
Ветерану, естественно, предложили занять место на трибуне, в президиуме, но он сварливо отмахнулся и сообщил, что ему хочется «побыть среди ребят». Можно было понять, что это его обыкновенное поведение на таких мероприятиях, и ведущий не стал упорствовать.