На крейсерах «Смоленск» и «Олег»
Шрифт:
Будучи еще милях в тридцати от Либавы, телеграф наш обнаружил близость большого количества судов и, судя по позывным переговаривающихся кораблей, в аванпорте стояла вся 2-я эскадра Тихого океана. Протелеграфировав свои позывные и местонахождение «Смоленска», мы получили предписание с «Суворова», за подписью адмирала Рожественского, остановиться у маяка и ожидать приказаний. Когда мы подошли к маяку, уже стемнело, и отсюда было видно зарево вспышек сигнализации и целое море огней, расположенных за молом судов; телеграф работал почти беспрерывно. Нужно ли говорить, как приятно было смотреть на эти огни нашей, русской активной эскадры, готовящейся совершить свой беспримерный поход; нужно ли говорить о том, как, любуясь издали на жизнь в аванпорте, я отдыхал душой после того позора родины, свидетелем которого мне пришлось быть еще недавно? Через час «Смоленску» было приказано войти
Эскадра заканчивала свои расчеты с берегом: на завтра предполагалось вытягиваться в море. Некоторые броненосцы, при ярком свете дуговых ламп, спешно заканчивали погрузку угля, укладывая его в мешках на срезах и верхней палубе, но на большинстве кораблей, уже готовых к походу, царила мертвая тишина, и их темные силуэты неясно виднелись во мраке; миноносцы и транспорты эскадры находились в бассейне порта. Погода стояла унылая – бурная и холодная; временами моросил дождь. И глядя на эти корабли, проводившие последнюю ночь в родных водах, хотелось заглянуть в далекое будущее; хотелось верить, что этот флот, последние морские силы ослабевшей России, добьется, наконец, успеха и разобьет осмелевшего врага. Сознание, что этими кораблями командует наш лучший адмирал, человек больших знаний, высокой честности и непреклонной воли, укрепляло эту веру, и успех казался несомненным. Но когда мысль возвращалась к далекому походу, предстоявшему эскадре, и воображение рисовало этот длинный путь, десятки тысяч миль, без угольных станций и портов, – все те бесчисленные случайности, которым флот подвергался еще не дойдя до сферы действия неприятеля, – в душу вселялись тревога и сомнения… Боже, благослови поход эскадры, помоги адмиралу одолеть врага и восстановить честь России!
На другой день, после полудня, суда 2-й эскадры по очереди выходили за мол, но так как до наступления темноты всем выйти не удалось, то эскадра покинула либавские берега лишь 2 октября, после двух часов дня. 3 октября «Смоленск» вошел в бассейн порта и в скором времени стало известно, что и мы вместе с «Петербургом» причислены к эскадре Рожественского, которую пойдем догонять вместе с крейсерами «Олег» и «Изумруд», и миноносцами «Громкий», «Грозный» (350 т водоизмещения), «Прозорливый» (220 т), «Пронзительный» и «Резвый» (240 т) – благодаря своей неготовности не бывшими в состоянии выйти из Либавы вместе с другими; «Олег» и «Изумруд» находились еще в Кронштадте.
В бассейне мы застали вспомогательный крейсер «Кубань» (купленный в Германии пароход «Augusta-Victoria»), отправившийся потом на соединение с эскадрой. Кроме того, мы узнали, что «Смоленск» переименован в «Рион», а «Петербург» – в «Днепр», оба с зачислением в списки судов флота, крейсерами II ранга. Затем было снова приступлено к снаряжению крейсера в дальний путь. Приняли полный груз угля – 4500 т – и обновили все запасы; на юте были установлены еще две 47-мм пушки, добавлены новые системы электрической сигнализации; 29 октября все работы были закончены, и крейсер опять был готов к походу. Отряд задерживался «Олегом», на котором все что-то не ладилось, и уход наш поэтому откладывался со дня на день.
30-го в Либаву пришел пароход «Lahn», купленный в Германии на средства графа Строганова. На пароходе предполагалось устроить воздухоплавательное депо с намерением включить его в состав 3-й эскадры, о которой начинали поговаривать. Но увы, миллион, пожертвованный графом на увеличение морских сил любимой им родины, оказался выброшенным совершенно зря и, разорив его самого, не принес государству решительно никакой пользы. Крейсер «Русь», как был назван «Lahn», действительно вышел из Либавы со своими воздушными шарами вместе с 3-й эскадрой, но судьба его преследовала: одна неудача сменяла другую, так что крейсер этот вскоре пришлось отправить обратно, и он простоял в продолжение всей войны в бассейне порта рядом с таким же дорогостоящим неудачником – крейсером «Дон»14.
3 ноября так называемый «догоняющий» отряд был, наконец, готов к походу; к нам присоединилось еще учебное судно «Океан», которое в качестве угольщика для «Олега» и «Изумруда» должно было сопровождать нас до Танжера. В 4 часа дня отряд вышел в море.
VI
Было очень свежо и холодно, когда отряд, выйдя за мол, выстроился и тронулся в путь. Суда шли в двух кильватерных колоннах, левая – крейсера с «Океаном», правая – миноносцы; головным левой колонны шел «Рион», имея на правом траверзе «Пронзительного». Миноносцы сильно раскачивало на короткой волне и бросало во все стороны, –
Отряд находился в виду маяков Аркона и Дорибуш на немецком берегу, как вдруг с «Олега» просигналили «курс ведет к опасности», и все суда застопорили машины. Затем последовало приказание: «Риону» выйти из строя и идти за «Океаном». Не понимая, в чем дело, мы пошли занимать свое новое место, и через некоторое время отряд снова дал ход и, имея теперь головным «Днепр», пошел тем же курсом. Должно быть, на «Олеге» была старая карта местности, на которой не было обозначено изменение, происшедшее в освещении маяка Аркона, и поэтому, приняв его за Дорибуш, могло казаться, что, продолжая идти тем же курсом, мы приближаемся к берегу. Мы с «Днепром» знали об этом изменении и потому не могли понять происшедшей заминки. Действительно, пройдя некоторое время прежним курсом, «Днепр», открыв Дорибуш, лег ко входу в Большой Бельт, и этим оправдалось наше предположение. В 7 ч утра 5 ноября отряд встал на якорь у маяка Факкенберг в ожидании лоцманов, и хотя последние прибыли через три часа (из-за тумана), нам пришлось простоять на месте до утра следующего дня, и под свежим впечатлением гулльского инцидента, крейсера всю ночь светили прожекторами, отгоняя холостыми выстрелами проходящие близко лайбы.
Утром погода была не лучше; по-прежнему туман порой совершенно скрывал от взоров низкий берег Лангеланда, и дул свежий пронизывающий ветер. Снявшись после восьми часов, в одиннадцать отряд уже снова стоял на якоре у северной оконечности острова, не рискуя продолжать движение в этих опасных местах, при настоящих неблагоприятных условиях, тем более, что при постановке на якорь у Факкенберга, «Олег» с «Днепром» уже побывали на мели, отделавшись, к счастью, дешево. 7 ноября погода прояснилась с утра, и отряд получил, наконец, возможность идти дальше; барометр между тем все падал, и после полудня начало свежеть от NW, когда же в полночь мы встали на якорь у восточного берега Скагена, разразился настоящий шторм со снегом.
На другой день несколько стихло, так что «Олег» с «Изумрудом», а также миноносцы грузились углем, – последние, ошвартовавшись (привязавшись. – Прим. авт.) к «Риону» и «Днепру». К вечеру 9-го так заревело, что мы стали бояться за миноносцы: их совершенно покрывала разгулявшаяся волна и вскоре начало дрейфовать (тащить с места, силой ветра или течения. – Прим. авт.); крейсера освещали миноносцы прожекторами, и видно было, как на последних делались отчаянные попытки сняться с якоря, чтобы перейти ближе к берегу. В 1 ч ночи на «Рионе» заметили, что два миноносца несет на нас, и, не имея никакой возможности им помочь, чтобы предотвратить бедствие, мы снялись с якоря и подошли к берегу. В 3 ч ночи ветер стих почти сразу, и повалил крупный снег.
Обстоятельства погоды, а также долгая приемка угля «Олегом» и «Изумрудом» сильно задерживали наше движение и было ясно, что если весь наш поход будет также поспешен, то нам никогда не догнать эскадры, поэтому мы были искренно рады, когда из России получено было разрешение «Риону» и «Днепру» со своими миноносцами отделиться от отряда и идти самостоятельно. 10 числа после полудня, мы, в сопровождении «Резвого», обогнув Скаген, перешли к западному берегу мыса, где застали и другие прикомандированные к «Риону» миноносцы – «Прозорливый» и «Пронзительный», которым минувшей ночью удалось-таки укрыться здесь от шторма. На «Пронзительном» оказалось 4 пробоины в носовой части, причиненные ему лапой собственного же якоря в то время, когда миноносец его выхаживал (поднимал из воды. – Прим. авт.), болтаясь на зыби. Повреждения «Пронзительного» были исправлены нашими средствами к 4 ч утра следующего дня, после чего мы снялись и вчетвером пошли на юг. Теперь погода нам благоприятствовала, и без всяких приключений, остановившись только один раз для дачи воды на миноносцы, мы дошли до Английского канала. Здесь нас встретил густой туман, и, так как спутники наши нуждались в угле, то решено было, воспользовавшись туманом, скрывающим нас от посторонних взглядов, приблизиться к английскому берегу, где и произвести погрузку. В 3 ч дня «Рион» встал на якорь в 5–6 милях от города Брайтона, а миноносцы ошвартовались у его бортов. Благодаря туману нас никто не видел; когда же вечером погрузка была окончена и мы снова дали ход, погода понемногу разъяснилась.