На крейсерах «Смоленск» и «Олег»
Шрифт:
С «Prinz Heinrich» мы взяли 55 тюков почты, адресованной в Японию, после чего пароход был отпущен, а «Смоленск» лег на север. У нас было теперь много дела: надо было разобрать и перечитать всю отобранную корреспонденцию, отложить подозрительные письма и посылки, а все остальное – снова уложить в тюки и запечатать для отправки на первый встречный почтовый пароход, идущий на Восток. По разборе отобранных тюков было найдено много писем, адресованных в Японию частными лицами из разных государств Европы и даже из России, могущих принести нам вред, а также много образчиков металлических изделий европейских заводов – преимущественно германских, – которым японцы сделали заказы. Но что было для нас особенно полезной находкой, это коносаменты на контрабандный груз, который шел на немецком пароходе «Scandia»; пароход этот должен был быть на днях в Красном море, и очутившиеся в наших руках коносаменты были ценным
Карта Суэцкого канала, по которому пароходы «Петербург» и «Смоленск» проходили в Красное море
Карта Красного моря, в котором оперировали вспомогательные крейсеры «Петербург» и «Смоленск»
На другой день, 3 июля, в 7 ч утра мы зашли в порт Ходейда (Hodeida), на Аравийском берегу. Было условлено, что на пятый день нашего пребывания в Красном море, мы получим здесь телеграммы и инструкции, и так как сегодня истекал назначенный срок, то по постановке на якорь за ними был отправлен офицер, который, однако, вернулся на крейсер с пустыми руками. В Ходейде нам вообще не повезло: вследствие совершенной необследованности рейда города, с приближением к нему, на мостик были приглашены наши «лоцмана» – арабы. Они уверяли, что отлично знают местность, о чем-то между собой спорили, и в результате, следуя их указаниям, «Смоленск» сел на мель – к счастью, не надолго.
Не получив с берега ожидаемых известий и предполагая, что они запоздали, мы оставили в Ходейде своих арабов5, наказав им, в случае прибытия телеграмм, доставить их на фелюге на «Смоленск», который будет крейсировать у Цукура. Затем мы снялись с якоря, но не прошло и четверти часа, как крейсер снова очутился на мели, и на этот раз довольно прочно. Меня послали на вельботе сделать промер, и через час крейсеру удалось сойти с песчаной банки, на которой он сидел серединой своего корпуса; мы вышли в море и легли на юг. Спустившись за ночь до Мокки, на рассвете мы повернули и легли на Цукур. У острова застали «Петербург», осматривающий какой-то пароход, а так как на горизонте в это время показался дым, то пошли на него. Приближавшийся пароход оказался английским «Dalmatia» (Liverpool); он был нами осмотрен и отпущен, как не внушающий подозрения, после чего мы направились на сближение с «Петербургом», также окончившим свое дело.
В это время из-за острова показалась фелюга; сидевшие в ней люди махали красным флагом, что по условию должно было обозначать присутствие в ней наших арабов, оставленных в Ходейде. Подождав приближающуюся фелюгу и приняв арабов, которые действительно приехали не с пустыми руками, мы снова дали ход. Увы, полученные телеграммы, ожидаемые нами с таким нетерпением, остались для нас загадкой, так как ни один из имевшихся на судне шифров не был в состоянии помочь раскрыть их смысл!
Около 1 ч дня (4 июля. – Прим. ред.), с севера показались два парохода, и нам с «Петербургом» снова предстояла работа. Наш пароход оказался чрезвычайно упрямым; он не только не желал исполнять того, что ему предлагалось сигналами, но, видя, что «Смоленск» его догоняет, прибавил, насколько мог, ходу, поставив еще и все наличные паруса. Мы скоро прочли его название: «Ardova» (Glasgow), один из самых важных контрабандистов. Но пароход не обращал никакого внимания на нашу погоню, и, лишь когда, поравнявшись с ним, с крейсера было сделано два холостых выстрела, на «Ардове» подняли английский флаг, не останавливая, однако, машины. Тогда сделано было три боевых выстрела: первый снаряд под нос парохода, 2-й – под корму, 3-й – поверх трубы; «Ардова» остановился.
На нем нашли груз динамита, рельс и динамо-машин, и на ящиках, в которых предметы эти были упакованы, красовались надписи – «Kobe», «Iokohama» и проч. Улики были налицо, и администрации парохода, вместе с командой, было объявлено, что пароход будет арестован, а им самим надлежит, поэтому, приготовиться перебраться на крейсер. Администрация, с капитаном во главе, выслушала это решение спокойно и вскоре прибыла к нам, причем капитан «Ардовы» в беседе с командиром признался, что груз на пароходе – самая настоящая контрабанда. Зато команда парохода, прослышав, что «Ардове»
Я вполне понимаю этот взрыв негодования экипажа «Ардовы», очевидно привыкшего к своему пароходу, расстаться с которым им казалось несчастьем, и не могу вместе с тем не отдать справедливости отличному поведению тех же людей, проявленному ими начиная со следующего утра после поимки парохода. Они по собственному желанию принимали самое деятельное участие в мытье палуб и приборке крейсера; в свободное время англичане веселились с командой, обучая наших своим танцам; матросская пища пришлась им очень по вкусу, и когда через неделю представился случай отправить их в Суэц, пассажиры наши покинули крейсер с большим неудовольствием, высказывая нам свою искреннюю благодарность и наилучшие пожелания. Помещенные в пассажирских каютах и столовавшиеся за нашим столом капитан «Ардовы» с двумя помощниками и двумя механиками – также оказались очень симпатичными и скромными людьми, внесшими некоторое разнообразие в нашу судовую жизнь.
С «Ардовой» мы не порешили ни в этот день, ни в следующий. Дело в том, что когда командиром был предложен на обсуждение вопрос – что делать с пароходом: топить его, или отправлять в Россию, то за первое был мой голос, чуть ли не в единственном числе; прочие все стояли за отправку парохода в Либаву, мотивируя такое решение тем, что приз этот благодаря большой стоимости груза и тому, что сам пароход совершенно новый и плавает лишь 4-й месяц, является очень ценным и топить его слишком жалко. В виду всего этого на «Ардову» были посланы наши люди и «Смоленск» остался при нем в ожидании «Петербурга». Вечером сдали почту, отобранную с «Prinz Heinrich», на проходящий мимо нас английский почтовый пароход «Persia».
Утром, 5 числа, только что мы тронулись в сопровождении «Ардовы», на котором был сегодня поднят наш военный флаг, в поиски за «Петербургом», как навстречу нам показался пароход, оказавшийся давно желанным – «Scandia» (Hamburg-America Line). Капитан «Скандии» чрезвычайно храбро заявил, что у него нет никакой контрабанды, и представил свои документы; но велико было его смущение, когда в ответ на это ему показали настоящие коносаменты, взятые нами с «Prinz Heinrich». Он тотчас же переменил тон и признался, что груз его действительно контрабандный; состоял он из железа, частей машин, глицерина и проч. Теперь вопрос с отправкой «Ардовы» осложнялся, так как груз «Скандии» представлял не меньшую ценность, а отправка двух пароходов сразу, в смысле комплектации их нижними чинами и офицерами, являлась затруднительной. В этом отношении крейсера наши были сильно стеснены, и недостаток экипажа, которым можно было бы располагать для комплектования захваченных призов, был также одной из причин, почему остановка и осмотр всех встречных пароходов было делом невозможным и лишним.
В самом деле, отправка в Россию только третьего приза уже заставляла сильно призадуматься, и было очевидно, что, снабдив еще 2–3 парохода своими людьми, сами крейсера, из-за нехватки команды, потеряли бы в конце концов возможность продолжать свои действия. Все это лишний раз доказывает, как плохо было оборудовано наше предприятие, при том огромном значении, какое оно могло иметь для России, в смысле пресечения подвоза в Японию всех тех предметов, без которых она не могла вести войну с таким успехом. Потом я слышал, что во время нашего пребывания в Красном море из Севастополя были отправлены на стоявшую в Греции лодку «Храбрый» офицеры и команды, которым надлежало пополнить убыль людей на крейсерах. Людей этих, однако, мы не видали, и не прекратись так скоро наши операции в Красном море, нам пришлось бы в конце концов терпеть большие затруднения.
Захватив «Скандию», мы вскоре встретились с «Петербургом», и после совещания командиров решено было оба парохода отправить в Либаву, – «Скандию» в тот же день, а «Ардову» – на другой. Последний пароход укомплектовали командой с обоих крейсеров поровну. После этого все мы разными скоростями направились к северу – «Петербург» в Джедду, за телеграммами. На другой день, подойдя к острову Таиру, отправили, наконец, «Ардову», посадив на нее, в качестве пассажиров, находившуюся на «Смоленске» администрацию этого парохода, после чего продолжали двигаться к северу. 8 июля к вечеру подошли к Джедде и проболтались в виду города всю ночь, выжидая «Петербург»; он вышел в море на другое утро и сообщил нам, что никаких телеграмм не получено.