На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны
Шрифт:
Может быть, действительно, я напрасно так дичусь? Почему вот сейчас не пойти вместе со всеми в кино? Впрочем, нет. Им весело, им хорошо, а мне…
С тяжелой головой и невеселыми думами я продолжал бесцельно бродить по улицам. Поздно вечером неожиданно очутился возле кинотеатра. Ярко светилась реклама, у кассы толпилась молодежь. Нет, конечно же, не наши. Они, наверное, давно уже посмотрели картину и ушли. Я собрался идти прочь, но кто-то положил руку на плечо. Передо мной стоял Новиков.
— Петя, ты? Вот здорово! — я был искренне рад этой встрече. Еще бы —
— Здесь, в городе.
— На квартире?
— Нет, зачем. Квартира у меня своя и довольно приличная, на проспекте.
— А чем занимаешься?
— Да пока, собственно… Я ведь пенсию получаю, и не маленькую. На жизнь хватает, — засмеялся Петр.
Это было заметно. На нем бостоновый костюм, «модельные», кофейного цвета туфли. Ворот светло-розовой шелковой рубахи небрежно распахнут. Только вот смех у Петра не слишком веселый.
— Собрался в кино?
— Да. Вот с нею, — он кивнул головой в сторону. Там стояла ярко одетая молодая женщина. Она с нетерпением переступала с ноги на ногу и осторожно, чтобы не попортить помаду, покусывала губы.
— Это твоя девушка?
— Девушка? — Петр опять коротко засмеялся и вдруг заторопился. — Ты извини, я пойду. Адрес мой, — он вынул записную книжку, вырвал листок и черкнул несколько слов, — вот. Заходи, если время будет. — Он сделал несколько шагов, потом, что-то вспомнив, вернулся назад. — Анатолий, ты прости, совсем забыл спросить: как твои дела, где устроился?
— Ничего. Учиться поступил.
— Опять на курсы?
— В институт.
— Правда? — Он пристально взглянул мне в глаза, не шучу ли. — А в какой?
— В юридический. Живу в общежитии, там же. Приходи в гости.
— Да… Ну, счастливо! — И Петр, не оглядываясь, скрылся со своей подружкой в толпе.
«Похоже, что он немного расстроился, узнав от меня про институт, — размышлял я, не спеша шагая к общежитию. — Пенсия, квартира — это, конечно, хорошо. Но быть пенсионером, когда тебе нет и двадцати пяти? Чем же он занимается целые дни? Сходить, в самом деле, как-нибудь, посмотреть. Парень он в общем неплохой, хотя и своеобразный. Может, и прав Ваня, мне надо держаться к людям поближе».
Утром Нагорнов, улучив время, отвел меня в сторонку.
— Я тебя вчера не обидел, Толя? Извини, если так.
— Напротив. Это я тебя…
— Ну, не будем считаться. Я вот что тебе хотел сказать. Мы все понимаем, как тебе тяжело. Видим, что ты стесняешься и ребят и девушек. Но чего стыдишься? У тебя нет рук? Мы знаем, где и как ты их потерял. Мы не жалость испытываем, как, может, тебе кажется, а гордимся, что среди нас такой человек. Не надо замыкаться. Мы — студенческая группа, ты — один из нас. Боишься девушек? Смотри на них просто как на сокурсниц. Нам вместе жить еще четыре года.
И, усмехнувшись, Иван добавил.
— Кстати, вчера мы все были огорчены твоим поведением, но одна девушка, по-моему, особенно.
Утешай, утешай, друг мой Ваня. Но все-таки
3
По утрам ледок уже стягивал небольшие лужицы. Днем же по-прежнему пригревало солнце.
В один из таких осенних дней решился вопрос со студенческим общежитием. Горисполком временно выделил нам небольшой двухэтажный особняк. Студенты воспрянули духом. Тут же был организован воскресник. Ваня Нагорнов деловито распределял прибывающих по группам, назначал руководителей, давал задания: одним ехать за матрацами и койками, другим убирать территорию… Дел для всех хватало.
К вечеру общежитие имело вполне приличный вид. До блеска вымыты полы, протерты стекла — девушки постарались на совесть. Теперь они приводили себя в порядок: причесывались, подкрашивались. А внизу, в просторной светлой комнате, уже собирались все участники воскресника. Со временем здесь намечалось оборудовать кухню. Но пока — пустота.
Откуда ни возьмись появился аккордеон, полилась музыка. Кто-то из девушек сразу же закружился в вальсе.
— Что вы делаете, полы еще не высохли! — закричала Рая, но ее голос потонул в общем шуме. Уже танцевало несколько пар, веселья не остановить.
Магомед открыл глаза. Рассветало. Облокотившись на локоть, он посмотрел в окно. Всюду, отливая серебром, лежал снег. Магомед включил репродуктор — передавали гимнастику. Сегодня он дежурный. И потому, отбросив в сторону одеяло, вскочил на ноги, гаркнув во весь голос:
— Па-дъем! Вставай, ребята!
Не откликнуться на такую команду мог только Сергей Кучеренко. Он вздрогнул, что-то пробормотал спросонья и, поеживаясь от холода, перевернулся на другой бок.
Вечером он поздно явился домой, долго рассказывал Расторгуеву, какую девушку выпало счастье ему провожать на этот раз — словом, все как обычно. Поднять Сергея утром, конечно, стоит больших трудов. Вот и сейчас Магомед старается, трясет и тормошит товарища, но тот лишь слабо отбрыкивается руками и ногами.
— Ты водичкой, водичкой его освежи! — советует Виктор.
Вдвоем у них дело идет веселее. Магомед стаскивает с Сергея одеяло, а Виктор тут же плещет ему в лицо ледяной водой.
Сергей моментально вскакивает, выпучив глаза.
— Слушай, душа любезный, вставать пора! — как ни в чем не бывало поясняет Магомед.
Не успели мы умыться, как он уже тащит пузатый кипящий чайник. Еще с вечера, оказывается, договорился с техничкой, чтобы она пораньше ставила его на электроплитку.
— Смотрите, чай уже готов! Вот так дежурный у нас сегодня!
— Неужели? Значит, сейчас немного закусим, — оживляется тотчас Расторгуев, доставая свою большую кружку.
— Да уж ты, туз ростовский, мастер дрова рубить! — поддел его Виктор. — А вот когда сам дежуришь, то ничего у тебя нет, ни чая, ни порядка.
— О последнем не спорю, но почему я туз, да еще ростовский, убей бог, не понимаю.
Вряд ли это понимает и сам Виктор. Тем не менее кличка к Расторгуеву прилипает и надолго.