На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны
Шрифт:
Недоучек он не терпел, а за словом в карман никогда не лез. Впрочем, распекал нас не от злого нрава, и курсанты не обижались. Он постоянно внушал, что с воздушным океаном шутки плохи. С ним мы чувствовали себя, словно воробьи под крылом у степного орла.
Он и сейчас летает, воюет, а я… Но что травить себе душу? Неужели ты такой беспомощный, никчемный человек? Да быть этого не может! Тебе сделали искусственные пальцы. Они шевелятся, работают. Ты скоро сможешь писать, а это значит, сможешь учиться. И пора, наверное, всерьез пошевелить мозгами: чем и как тебе заняться
11
Если нас навещали шефы, это всегда был маленький праздник. Госпиталь есть госпиталь, все тебе примелькалось, все надоело до тоски сердечной. Иной раз даже с друзьями по палате за целый день словом не перебросишься — о чем? А тут приходят раскрасневшиеся с мороза молодые девушки — и все вокруг них вроде светлее становится. Над нашей палатой шефствовали Женя и Алла, студентки университета.
В графин на столе девушки поставили живых цветов, и где только достали в такое время? В комнате сразу повеселело. Навели порядок на подоконниках, тумбочках.
Понемногу разговорились. Женя и Алла были с одного факультета, физико-математического, учились на третьем курсе. Приезжие, жили в общежитии.
— Девушки, не скучно у вас там, ребят-то, наверное, мало? — свободно встрял в разговор Димка Молоканов.
— Особенно скучать не приходится, — покраснела Алла. — Программа в университете напряженная, потом общественная работа, домашние дела… Времени свободного почти не бывает.
— А ребят у нас действительно мало, — добавила более смелая Женя. Выглядела она старше своей подруги, была рассудительная, спокойная. — На нашем курсе, например, всего двадцать человек, в основном инвалиды войны.
— Не густо! — посочувствовал Димка. — Но вы не унывайте. Скоро фашистов разобьем и все к вам вернемся.
— Девчата, принимайте и меня грамоте учиться, — пошутил Кузьма Белоконь.
— Отчего же не принять, дядя Кузьма? — засмеялись девушки. — Только выздоравливайте поскорее!
Иногда в госпиталь приезжали артисты, и это уже было настоящим событием. Вниз, в большой зал бывшего ресторана, спускались все, кто хоть как-то мог передвигаться. Иных приносили на носилках, Ваню Несбытнова, например. Он располагался «в первом ряду», и, хотя аплодировать не мог, «браво!» и «бис!» кричал громче всех. Ясно, что ни рядов, ни сцены как таковых не было, артисты стояли в двух шагах от зрителей. Сестры, врачи, забинтованные раненые… А все-таки было здорово! Артисты словно догадывались, чего нам не хватает. В программу включали много легких, веселых номеров, некоторые из них приходилось исполнять по нескольку раз.
Бывали у нас и школьники с концертами художественной самодеятельности. Мы жадно вглядывались в детские лица. Все ведь оторваны от семей, от родных. Хоть на минутку на сердце становилось теплее. Однажды после такого концерта Кузьма Белоконь уговорил черноволосого мальчишку с аккордеоном подняться в нашу палату. Почему-то ему очень хотелось, чтобы тот сыграл вальс «Амурские волны». Худенький и, наверное, полуголодный мальчик играл безотказно все, что его просили. А Кузьма тем временем, припадая на
Однажды после обхода врачей Димка Молоканов одел халат, подпоясался офицерским ремнем, который он позаимствовал у Липатова, и отправился в соседнюю палату играть в домино. Он был большим франтом, наш Димка. У кого-то из больных, готовящихся к выписке, сменял свой изрядно поношенный халат на новый. Умудрился отстоять от полного уничтожения богатый чуб, залихватски зачесанный и чуть-чуть свисавший на глаза.
Днем в палате он почти не появлялся — бродил по зданию, заговаривал с медсестрами, с нянечками. Говорят, иногда даже выбирался в город, добывая где-то верхнюю одежду. Из всех игр предпочитал домино, но терпения его хватало лишь на одну-две партии.
Вот и на этот раз Димка перемешивал на столе костяшки домино. Женя и Алла привели с собой девушку с миловидным лицом и светлыми косичками, немного напоминавшую ту, которая ежедневно проходила мимо окон госпиталя. Димка даже привстал, открыв рот, но, поняв, что ошибся, плюхнулся на место. А девушка и впрямь была хороша, и на ресницах ее еще искрился растаявший снежок.
— Какая скромная девочка! — тихонько заметил кто-то. — Словно школьница, попавшая в компанию взрослых.
— В тихом омуте знаешь кто водится? — возразил Димка, с размаху хлопая по столу костяшкой домино. — Хочешь, я познакомлюсь с нею и сегодня же поцелую?
Возможно, Димка ляпнул это не подумав, с ним такое случалось нередко.
— Хвастать все молодцы… — подзадорил его кто-то из больных.
— Я хвастаю? Стало быть, я хвастун? — Димка тотчас же встал на дыбы, его долго заводить не надо. — Предлагаю пари!
— Ваня, не отступай! — зашумели вокруг.
— А на что спорить-то будем? — спросил веснушчатый парень.
— Хотя бы на поллитра! — не задумываясь выпалил Димка.
— Что ж, на поллитру так на поллитру, — решился тот и протянул руку.
Димка встал, бросил на стол костяшки домино, поправил рукой свой чуб и двинулся к девушкам.
Я всегда дивился его способности — подойти к незнакомой или малознакомой девушке и заговорить с нею как ни в чем не бывало. Я и в школе-то всегда их побаивался, девушек, а уж теперь вообще старался без нужды не попадаться им на глаза.
Однако на сей раз у него что-то не заладилось. Девушка либо отвечала односложно, либо отмалчивалась, краснея. Словом, разговор не вязался. Раздосадованный, Димка отошел к ее подругам. Тотчас же послышались шутки и смех.
Тем временем девушка, с которой так безуспешно заигрывал Димка, вышла в коридор. За нею с рассеянным видом направился наш донжуан. А чуть погодя ребята услышали возмущенный крик и звук пощечины.
— Иван, готовь бутылку! Не иначе как Димка исполнил свое обещание…
Все эти подробности я узнал чуть позднее. А тогда, возвращаясь из кабинета лечебной физкультуры, я увидел всхлипывающую около пальмы девушку.
— Что с нею? Почему она плачет? — спросил я у проходившего рядом ранбольного.