На линии огня. Слепой с пистолетом
Шрифт:
— Алло? — сказал он, зная наверняка, кто звонит.
Шепот в трубке был почти наградой.
— Что случилось в Чикаго, Фрэнк?
— Привет, Бут.
— Ты испугался?
— Ты был там, ведь так?
— Ты же знал, что я был. Ты не видел меня… но ты знал, — короткий смешок. — Мы связаны, ты и я… Это так приятно, не правда ли?
— Не совсем.
Бут продолжал:
— Знаешь, сидя там, глядя на тебя, глядя на президента, я просто не мог не задуматься, как же трусливо повел себя этот цыпленок… И как можешь ты, почему ты
— Чем ты занимался в Чикаго, Бут?
— Исследовал.
— Понял. Скажи мне, Бут. Чего ради такой человек, как ты, рискует своей жизнью, стараясь убить задохлика вроде него?
— Не «стараюсь», Фрэнк. Я убью его. И опять же не рискую. И ты, и я, мы оба знаем правду. Я отдам ее. Я отдам свою жизнь. Да, кстати, разве ты не получил заключения психологов обо мне до сих пор, Фрэнк? Не забуксовал ли ты, а?
— Я не слишком-то верю в это дерьмо.
— Не осуждаю тебя. Я тоже. Действия человека не всегда слагаются из суммы его психологических склонностей. Это просто не всегда работает.
— А как же это работает?
Смех Бута был каким угодно, но едва ли приятным.
Он заявил:
— Почему это не работает, ты знаешь сам, Фрэнк. Так просто не бывает и никогда не было. Разве Бог наказывает виновных и прощает праведных? Конечно, нет.
— И это справедливо?
— Справедливость не имеет к этому ни малейшего отношения. Некоторые люди умирают потому, что творят зло. Другие подыхают потому, что творят добро. А третьи — потому, что они из Миннеаполиса. Одна нация у Бога со свободой и справедливостью, не слишком ли мало? Наверное, нет. Фальшивая вывеска, говорю я.
— Но если все это ничего не значит, Бут, для чего: тогда тебе убивать президента?
— Оставить след, Фрэнк. Оставить что-нибудь после j себя. И конечно… чуть-чуть подчеркнуть всю бессмысленность и ужас нашего существования.
— Ты хочешь сделать серьезный вывод.
— Может быть, мы оба этого хотим.
— Чего еще мы хотим оба, Бут?
Голос звучал совсем по домашнему.
— Я видел, как ты живешь… Видел, как в полном одиночестве в баре ты играл иа пианино, пил свой виски… Ты же опустошен изнутри, Фрэнк, разве нет? Крутые сражения, они миновали, их больше нет. ничего великого, дабы положить за это свою жизнь. Ничего не осталось, кроме… самой игры.,j
— Игры?
— Конечно. Иначе зачем бы судьба свела нас вместе.
Достойные соперники ломают копья на поле брани. Ты защищаешься — я нападаю.
— На какой день назначена игра, Бут?
— Зачем, она уже происходит. Каждую минуту, каждый день, Фрэнк, пока не остановятся часы или до внезапной смерти в дополнительное время.
Тишина. Только тихий голос Ринго Старра, поющий «With A Little Help From Му Friends» из собственного стерео Хорригана.
— Спокойной ночи, Фрэнк. Ложись сейчас в постель, пока не потекли сопельки.
— Бут, подожди…
Но гудок в трубке говорил о том, что звонивши! прервал разговор. Хорриган положил трубку на месте и подождал. Когда телефон зазвонил вновь, на линии был Кардуччи.
— Он опять изменил напряжение, — сказал Кардуч-чи. — Мы не нашли его.
Хорриган задумался на мгновение, вспоминая что-то, о чем говорил Бут.
— Я не уверен, — пробормотал он.
— О чем ты? — спросил Кардуччи.
— Ничего. Передай мне кассету с записью разговора в офисе завтра в девять утра.
— В отдел охраны президента?
— Нет. Я возвратился в отдел расследований. С завтрашнего утра.
Он повесил трубку, выключил битловский компакт при помощи дистанцйонки и после долгого раздумья встал со стула и снова вставил в аппарат Майлса Дэвиса. Он сидел, слушал музыку и улыбался.
Чувствуя себя гораздо лучше.
На следующее утро в трех кварталах от Белого дома в отделении Секретной службы Хорриган сидел за своим столом в кубическом офисе, прослушивая присланную Кардуччи кассету. Сейчас он прокручивал один из фрагментов специально для молодого круглолицего агента Хопкинса, стоящего перед его столом с видом довольного жизнью служаки, каким он и был.
Немного искаженный голос Бута доносился из динамика небольшого магнитофона: «Некоторые люди умирают, потому что творят зло. Другие подыхают потому, что творят добро. А третьи потому, что они из Миннеаполиса».
Молодой агент совершенно очевидно не понимал, о чем идет речь. Хорриган сказал:
Свяжись с полевым офисом в Миннеаполисе. Они должны проверить все убийства и несчастные случаи, так или иначе могущие иметь связь с Бутом. Особенно, пусть они проверят те дни, когда президент совершал свой предвыборный визит в Миннеаполис и Сент-Пол.
Передай им по факсу всю информацию о Буте, которая имеется у нас, чтобы они были в курсе.
Хопкинс кивнул и на обратном пути чуть-чуть не задел Д’Андреа, возбужденно спешащего навстречу.
— Такого ты еще не слышал, — начал Д’Андреа.
— Сперва ты послушай это, — заявил Хорриган и проиграл отрывок записи. Казалось, что Д’Андреа понимает не больше, чем его предшественник.
— Не въезжаешь? — спросил Хорриган. — Наш сукин сын признался в убийстве! Это же ясно, как божий день.
Д’Андреа легко согласился с ним.
— Если ты так считаешь… Я же верю теперь во все, что ты считаешь, и есть за что. Ты, наверное, гений.
— Ага, вот только признают ли меня при жизни?
Ну, что ты принес?
Д’Андреа уселся на стул и, широко улыбаясь, начал говорить, заглядывая в свой блокнот:
— Ты говорил займись любителями конструкторов.
Итак, я нашел одного профессора в университете штата Иллинойс, но, если честно признаться, то сделал это агент Д’Орсо из иллинойского полевого офиса. В общем, я прочел рапорт Д’Орсо, а потом сам поговорил с профессором по телефону.