На линии огня. Слепой с пистолетом
Шрифт:
— Ты что, рехнулся? — запальчиво объявил Уоттс. — Ты не имеешь права так разговаривать с главою администрации Белого дома.
— Я на него не работаю.
— Нет, ты работаешь на меня, хотя я должен сказать, ты работал на меня. Ты исключен из охраны.
Он взглянул на часы и объявил всем остальным. — Всем вниз, отбываем через две минуты.
И Уоттс, сопровождаемый остальными агентами, переносящими технику, ушел. Мэтт Уайлдер вздохнул. Лилли стояла скрестив руки, потупив глаза.
Каждая кость, каждая мышца Хорригана неистово болели, и он опять обрушился на стул.
— Это тебе, — сказал Мэтт, стоя напротив Хорригана и протягивая ему двадцатидолларовую банкноту.
— Это еще зачем? — спросил Хорриган, с трудом взяв деньги.
— Когда-то я проспорил тебе финал Суперкубка. Я тебе должен. — Мэтт тепло улыбнулся и потрепал его по плечу. — Мне наплевать, что скажет или подумает кто угодно… Мне было приятно снова работать с тобой. Успокойся, дружище.
Хорриган улыбнулся, кивнул.
Потом Мэтт вышел, и во всей большой комнате отеля остались только Хорриган и Лилли.
Она стояла перед ним, склонив голову и смотря ему в глаза с непередаваемым ощущением возмущения и восхищения одновременно.
— Знаешь, — сказала она, — ты бы мог быть и чуть-чуть поосторожнее в этом случае…
— Не мой почерк.
— Ты бы мог дать им понять, что все это произошло непреднамеренно…
Он резко оборвал ее:
— Я просто делал свое дело. Я не буду извиняться за то, что делал свое дело.
Это задело ее, он видел боль в ее глазах, но не мог вернуть слова обратно и не был уверен, что хотел этого.
Она сказала:
— Никто и не просил у тебя извинений. И все же президент был унижен…
— Но жив, разве нет?
— Но ведь мы защищаем и его достоинство тоже.
— Где это написано? Я и гроша ломаного не дам за его достоинство. Я нанят, чтобы защищать его задницу.
В ее глазах промелькнула тень изумления.
— А как же насчет тех времен, когда подружку Джона Кеннеди застукали в Белом доме, и ты заявил, что она развлекалась с тобой?
Он отвернулся:
— Ты веришь всему, что тебе нашепчут?
— Кое-что слишком похоже на правду, Фрэнк. Твой дружок Мэтт рассказал мне обо всем. Как тебя лишили месячной зарплаты, например. Я бы сказала, что тогда ты защищал достоинство президента.
— Тогда все было по-другому.
— Как по-другому?
— Он был моим другом. Он был другим.
Ее усмешка была довольно неприятной.
— Может быть, это ты был тогда другим?
— А все мы не были другими? Не была ли другой вся страна? — голова кружилась от жара, ему казалось, что в любое мгновение он может потерять сознание.
— Может быть, я параноик, лунатик теперь, но если бы тогда, тридцать лет назад, я был таким же параноиком, возможно, он бы тогда не умер.
Он уже не совсем понимал, что говорил.
— Мы можем опоздать, — заметила она.
— Я и есть шоу, — неслось у него в голове.
— Пойдем, — сказал он вслух, — одну секунду.
Она кивнула, ее разочарование в нем угасло и сошло на нет. Он закрыл на мгновение свое лицо руками, затем поднялся и побрел в ванную, задев по дороге комод. Там, склонившись над раковиной, он ополоснул водой лицо, вытер насухо и поплелся в вестибюль, чтобы совершить свой последний полет на Воздушных Силах № 1.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Столетия спустя и в тот же вечер Хорриган был снова в Вашингтоне в своей неубранной квартире, размешивая четыре таблетки в стакане воды. Жар удалось сбить еще в самолете, но головная боль и слабость давали о себе знать.
Его приветствовал благожелательный Сэм Кампанья на воздушной базе Эндрюс, где приземлился Воздушные Силы № 1, и там же он получил импровизированное приглашение на ужин. Жена Сэма Луиза, одно из приятнейших человеческих созданий на земле, нашла для него место за столом в своем фешенебельно обставленном доме в пригороде Вирджиния.
После еды, пробуя напитки, его старый проверенный босс и не менее старый проверенный друг, предложил Хорригану уйти в отставку. Жить на пенсию. Конечно, получать он будет немного, ведь так? Но в конце концов ему не на что тратить деньги, кроме джазовых пластинок. Или он предпочитает компакты?
— Я хочу продолжить дело Бута, — заявил Хорриган.
— Ладно, — согласился неохотно Кампанья. — Но с Отделом охраны, ты должен понять, никто, и я в том числе, не сможет…
— Я знаю.
Они помолчали. Кампанья потягивал свой бурбон, Хорриган свой ирландский виски.
— В Чикаго со мной это было в первый раз, — сказал Хорриган. — Никогда раньше в подобной ситуации я не ошибался. Если не считать Даллас.
— Никто кроме, тебя, не считает Даллас, — улыбка Кампаньи была полна усталости и понимания одновременно. — Я слышал, в Чикаго у тебя была температура под сорок. В таком состоянии человеку свойственно совершать ошибки… Ради Христа, Фрэнк… И к черту, Фрэнк! Ты уже слишком стар для такой работы.
Когда Кампанья отвез его домой, Хорриган задеру жался в соседнем баре, поковырялся немного в пианино, но и это не помогло. Немного поиграл «Что день грядущий нам готовит», но и для игры не было настроения. Да и для джаза. И даже для виски.
Сегодня его выпивкой были таблетки. И старый рок-н-ролл британской закваски. Он разорвал целлофан на только что купленном компакте «Сержант Пепперс», вынул из проигрывателя Майлса Дэвиса и вставил туда Битлз. Он запрограммировал CD-плейер на десятикратное воспроизведение композиции № 2 «With A Little Help From Му Friends».
Он сидел на стуле с пустым стаканом от лекарства под рукой и слушал песню в шестой раз, когда зазвонил телефон.
С помощью дистанционного пульта он приглушил громкость и медленно поднял трубку с рычага.