На лоне природы

Лейкин Николай Александрович

— Дай ты ему гривенникъ, пусть вернется и выпьетъ. Чортъ съ нимъ! сказала жена.

— Но, другъ мой, вдь это же значитъ отдаться въ руки мужику, отвчалъ мужъ.

— Что же длать! Не могу же я итти по такой грязи.

— Да и я не могу. У меня сапоги худые.

— Стало быть, надо дать.

Мужикъ догадался, что разговариваютъ объ немъ, и настаивалъ:

— Ну, что жъ… Сходите съ телжки. За полтора рубля я въ Капустино не повезу.

— Экій коварный мужиченко! Экая утроба! И все это ты изъ-за какого-то стакана водки. Ну, провались ты совсмъ, вернись обратно и выпей въ проклятомъ питейномъ. Вотъ теб гривенникъ, произнесъ сдокъ.

— Нтъ,

ваша милость, не надо мн вашей водки, а меньше двухъ рублей въ Капустино я не поду. И чтобъ рубль сейчасъ… сказалъ мужикъ.

— Да вдь ты разбойничать хочешь.

— Не разбойничать, а съ ласковыми господами я самъ ласковъ, а которые ежели сквалыжники да еще ругаются… Не желаете за два рубля — слзайте съ телжки. Зачмъ мн убытокъ терпть? Дождался бы у станціи слдующаго позда, въ лучшемъ бы вид охотниковъ повезъ, да и повезъ-то бы въ свою сторону, безъ обратнаго. Мы эво вонъ гд живемъ, совсмъ въ другой сторон. Желаете два рубля?..

Опять сдоки разговариваютъ по-французски. Жена чуть не плачетъ. Мужъ весь побагровлъ.

— Положеніе безвыходное. Надо дать два рубля, говоритъ жена.

— Ну, ладно… Я теб дамъ два рубля… Позжай… бормочетъ, стиснувъ зубы, мужъ. — А только… хорошо, хорошо… Позжай…

— Пожалуйте рубль впередъ.

— Но вдь это же…

— Рубль впередъ. Двугривенный я получилъ, — стало быть, еще восемь гривенъ.

Сдокъ лзетъ въ кошелекъ. Мелочи у него только шесть гривенъ и онъ отдаетъ ихъ мужику. Мужикъ кое-какъ соглашается взять и стегаетъ лошадь.

— Смотрите только, баринъ… за два рубля, говоритъ онъ.

Лошадь тащится.

III

Всю дорогу сдоки молчали. Возница-мужикъ пробовалъ заговаривать уже въ пониженномъ тон, но ему не отвчали.

— Намъ дачниковъ-то, ежели такъ разсуждать, то нтъ расчета и возить. Ну, какое отъ дачника извозчику удовольствіе! Вотъ господа охотники — т ласковые, т особь статья. Иной разъ веселая компанія детъ, такъ и изъ своихъ собственныхъ фляжекъ-то теб поднесутъ, да и около каждаго питейнаго мста останавливаются: стой, да стой! бормоталъ возница.

Наконецъ показалось Капустино, небольшое село съ опрятными домиками, раскинутыми на берегу рки. Виднлась небольшая блая церковь съ зелеными куполами.

— Ежели вамъ дачку, то у кузнеца Лифанова, кажись, здсь домъ сдается. Туда и повезу васъ. Снимете у него дачку, такъ, авось, и намъ отъ него стаканчикъ, другой очистится, продолжалъ возница.

— Не надо. Никуда намъ не надо. Вотъ здсь на краю деревни и остановись. Мы пшкомъ пойдемъ, отвтилъ наконецъ сдокъ и сталъ слзать съ телжки.

Высадивъ жену, онъ обратился къ мужику и сказалъ:

— Ну, а теперь можешь отправляться на вс четыре стороны. За полтора рубля я тебя сюда и обратно порядилъ, восемь гривенъ за одинъ конецъ ты съ меня получилъ, а обратно я съ тобой не поду.

— Какъ же это такъ? Да нешто это можно? разинулъ ротъ мужикъ.

— Очень можно. Ты разбойникъ, а съ разбойникомъ я обратно хать боюсь.

— Да вдь вы обратно рядились.

— Мало ли что рядился. Я рядился за полтора рубля, ты меня повезъ и сталъ на половин дороги ссаживать въ грязь, требуя вмсто полутора рубля два рубля. Кто мн поручится, что на обратномъ пути ты не сдлаешь того же самаго и не потребуешь ужъ трехъ рублей!

Сдокъ взялъ подъ руку жену и зашагалъ къ деревенскимъ избамъ. Отъ телжки послышались страшныя ругательства. Сдокъ не отвчалъ и продолжалъ

путь. Мужикъ не унимался, онъ халъ сзади и продолжалъ ругаться. Сдокъ обернулся и произнесъ:

— Ежели ты не замолчишь, я сейчасъ пойду къ старост, пяти рублей ему на подмазку не пожалю и все-таки добьюсь, чтобъ онъ тебя скрутилъ, какъ разбойника. Такъ ты и знай: пяти рублей не пожалю.

Угроза подйствовала. Мужикъ пересталъ ругаться и только, сжавъ зубы, пробормоталъ:

— Ну, ладно. Жить здсь будете на дач, такъ мы еще припомнимъ.

На деревн играли ребятишки, виднлись дв бабы, идущія съ рки съ ведрами на коромыслахъ. Бабы, замтивъ постороннихъ лицъ, тотчасъ же къ нимъ обратились:

— Господа, вамъ не дачку ли? У насъ домикъ отличный сдается.

— Садикъ есть? спросила дама.

— Господи Іисусе! Да какіе же сады въ деревн? У насъ господа дачники въ лсъ гулять ходятъ, на рку. Вдь въ деревн везд садъ. Вонъ у насъ три липки передъ окнами. Ну, на огородъ выйдете… Прошлымъ лтомъ у насъ жилъ баринъ изъ петербургской страховки, такъ даже палатку ставилъ на огород.

— Мн бы хотлось съ садикомъ.

— Ни у кого здсь садовъ нтъ. Помилуйте, какіе сады! Вонъ у попа есть садъ и цвты у него, такъ то попъ. Нешто у него достатки-то съ наши? Вы пожалуйте, посмотрите. У насъ комнатки приглядненькія, чистенькія и домъ казистенькій, мы только что въ третьемъ году посл пожара построились, приглашала одна изъ бабъ.

Мужчина и дама отправились. Баба ввела ихъ на топкій грязный дворъ.

— Фу, какъ грязно! Утонуть въ грязи можно, сказала дама.

— Это не грязь, это навозъ-съ, это крестьянское хозяйство, отвчала баба. — Да вы не сумлвайтесь, дворъ мы очистимъ, прибавила она. — Весь навозъ на огородъ пойдетъ. У насъ огородикъ съ ягодами, три яблони есть, четыре вишенки стоятъ. Пожалуйте на крылечко. У насъ давно бы домъ-то былъ сданъ, да все прошлогодняго съемщика ждали, а онъ и поднадулъ. «Пользуйтесь, говоритъ, моимъ задаткомъ въ пять рублей, а я не поду».

Съемщики вошли въ избу и на нихъ пахнуло запахомъ печенаго хлба и тулупа. Были дв комнаты, оклеенныя разношерстными обоями, которые отстали отъ стнъ и висли клочьями. Въ нкоторыхъ мстахъ, впрочемъ, эти клочья были придерживаемы прибитыми къ стн картинками, вырзанными изъ иллюстрированныхъ журналовъ. Тутъ же висла очень плохая картина, писанная масляными красками и изображающая Петра Великаго на Ладожскомъ озер, но до того засиженная мухами и тараканами, что волны, бывшія, очевидно, когда-то синими, превратились въ коричневыя. Первая комната была поменьше второй и съ закопченной русской печью, которая и отнимала добрую половину комнаты. Тутъ стоялъ кухонный столъ, трехногіе стулья, зеленая ршетчатая скамейка и диванъ съ продраннымъ сидньемъ, изъ котораго виднлась мочала. Во второй комнат на первомъ план высилась громадная двухспальная кровать подъ краснымъ кумачевымъ пологомъ, стоялъ комодъ и на немъ шкапчикъ съ стеклянными дверцами, сквозь которыя виднлись чайныя чашки, четыре серебряныя ложечки, поставленныя въ хрустальный стаканъ, росписной поддонникъ отъ дорогой фарфоровой миски и нсколько фарфоровыхъ и сахарныхъ яицъ, поставленныхъ въ стаканы. На двухъ окнахъ были даже кисейныя запыленныя занавски и висли дв клтки съ чижами. Въ углу помщался образъ въ фольговой риз съ хрустальной лампадкой, съ внчальными свчами, съ пучками вербы за кіотой. Три-четыре стула и клеенчатый диванъ съ валиками и окончательно провалившимся сидньемъ довершали убранство комнаты.