На лоне природы

Лейкин Николай Александрович

— Да вы тутъ еще сами живете, сказала дама.

— Живемъ, барыня, а передъ тмъ какъ господамъ въхать, переберемся на зады. Тамъ у насъ на задахъ тоже избушечка есть, отвчала баба.

— Грязно. И грязно, и стны ободраны.

— Да вдь у насъ ребятишки. Нешто съ ребятишками чистоты напасешься? А вы вотъ прикажете, такъ мы все вымоемъ и вычистимъ.

— Надо обоями новыми оклеить. Вдь такъ невозможно жить.

— Обои новые. Въ третьемъ году оклеивали, а только они отодравшись. Ну, да мужъ газетами подклеитъ.

— А

только всего и есть помщенія?

— Клтушечка еще есть въ мезонинчик. Тамъ юнкарь жилъ… Сынъ, вотъ, прошлогодняго-то жильца, да такой баловникъ, что не приведи Богъ. Всю конопатку у насъ изъ стны на пыжи для ружья повытаскалъ.

— Надо посмотрть и клтушечку, сказала дама.

— Да не влзете, барыня. Вдь у насъ по приставной лстниц. Мы-то влзаемъ.

— Такъ, стало быть, это не комната.

— Клтушечка. Гости, вотъ, когда къ прошлогоднему жильцу назжали, такъ ихъ туда ночевать отсылали. Тамъ и стлались они на сн. Для спаленки чудесно. Даже лучше и не надо.

— Но какъ же влзать-то?

— Попробуйте по приставной лстниц. Влзали и дамы, которыя не очень грузныя. Пожалуйте… Влзать въ нее надо изъ сней.

Съемщики вышли въ сни. Вверху надъ головами была дверь, подъ ней стояла приставная лстница, наскоро сколоченная изъ брусьевъ.

— Нтъ, мн не влзть, отвчала дама.

— То-то, я думаю, что гд же вамъ… Третій годъ мужъ все собирается смастерить настоящую лстницу, да вотъ все день за день. Вы, барыня, не безпокойтесь. Мужъ смастеритъ вамъ лстницу. Доски есть. Досокъ мы нон изъ рки натаскали. Плыло тутъ много при ледоход.

— Ну, а что же стоитъ это помщеніе?

Баба задумалась.

IV

— Сколько же вы хотите взять за это помщеніе? повторила дама.

— Да безъ мужа-то я не знаю, какъ и сказать. Боюсь ошибиться, отвчала баба. — Пятьдесятъ рублей не дадите?

— Что ты! Что ты! Тутъ у васъ въ деревн наши знакомые жили, такъ платили тридцать пять рублей за четыре комнаты, а здсь всего дв.

— А клтушечка-то?

— Да клтушечка разв комната? Туда даже никакой мебели не внесешь.

— Какъ не внесешь! Что вы, помилуйте. Вотъ изъ страховки-то въ прошломъ году баринъ жилъ, такъ въ лучшемъ вид туда диванъ на веревкахъ подняли. Тоже и столикъ у нихъ тамъ былъ и два стула. Да вы, барыня, не сумлвайтесь, мужъ лстницу приладитъ.

— За четыре комнаты въ вашей деревн люди тридцать пять рублей платили, а ты вдругъ…

— Да вдь можно сдлать и четыре. Мы съ мужемъ и то давно собираемся разгородить вонъ эту комнату, чтобы кухня была отдльно. Вы погодите, я за мужемъ сбгаю. Можетъ быть, онъ посулится разгородить.

— Гд же твой мужъ?

— Да ужъ извстно, гд наши мужья. Въ одномъ мст. Сейчасъ я за нимъ парнишку пошлю.

— Въ питейномъ заведеніи мужъ-то твой, что ли? спросилъ съемщикъ.

— Охъ,

тамъ, пропади оно пропадомъ!.. Третій день путается… вздохнула баба и, выглянувъ въ дверь на дворъ, закричала:- Ванюшка! Сбгай за тятькой въ трактиръ и позови сюда. Скажи, что, молъ, дачники избу снимать пріхали! Наказаніе Господне у насъ, сударь, съ этимъ трактиромъ, обратилась она къ съемщику:- Прежде, когда его не было — мужики наши люди, какъ люди, были, а теперь только животы пропиваютъ.

Съемщикъ обратился къ жен и сказалъ по-французски:

— Не нарваться бы на пьяную семью. Тогда что хорошаго?

— Вотъ и я то же думаю, отвчала дама тоже по-французски и спросила бабу:- Сильно пьетъ твой мужъ-то?

Баба покрутила головой и отвчала:

— О! И не приведи Богъ! Сдали тутъ у него младшаго брата въ солдаты, такъ какъ началъ съ октября вмст съ братомъ, да, кажись, безъ передышки. Кабы не я, домъ бы, кажись, разорилъ. Одна я шаромъ и катаюсь. Вдь трое ребятишекъ у насъ.

— И дерется?

— Ну, этого нельзя сказать. Онъ во хмелю смирный, а только ругатель. Допущу ли я его надъ собой тиранствовать, коли я работница! Сама я его подчасъ учу, а только что толку-то! Не стоитъ рукъ объ него обивать.

Съемщикъ улыбнулся и пробормоталъ жен по-французски:

— Она его, оказывается, бьетъ, а не онъ ее.

— Одно другого лучше. Значитъ, все-таки драка… дала та отвтъ. — Посмотримъ ея мужа, какой онъ такой…

— У насъ, сударыня, лтомъ такъ отлично, что просто прелесть. Что у насъ грибовъ въ лсу! сказала баба. — Графскій лсъ тутъ у насъ. Насъ-то, мужиковъ, въ лсъ не пускаютъ, а вы ежели сторожу лсному пожертвуете на четверть, то и ходите сколько хотите.

— Ахъ, все-таки даромъ-то не пускаютъ, сдлала гримасу съемщица.

— Даромъ, сударыня, нынче ничего не подлаешь. Графскій лсъ не великъ и лсникъ на такомъ положеніи, что онъ самъ грибы собираетъ, семья у него, — ну, а на четверть ему дадите, такъ сколько хотите. Вотъ тоже господа рыбу въ рк ловятъ.

— Рыбу-то ужъ даромъ дозволяется ловить?

— Какъ вамъ сказать… Мы-то не запрещаемъ, рыбы много, рыба божья, по нашему, лови сколько хочешь; ну, а староста привязывается. Да и староста… Дать ему съ мужиками на четверть, такъ хоть невода закидывай — онъ слова не скажетъ.

— Даже и за уженье рыбы берется?

— Да не берется, а ужъ такъ выходитъ, что онъ завсегда захочетъ доходъ свой имть.

На двор послышались шаги. Кто-то шлепалъ ногами по грязи. Вскор показался пьяный мужиченко въ стоптанныхъ грязныхъ сапогахъ, въ рваномъ пиджак и въ засаленномъ картуз набекрень.

— Желаемъ здравствовать, ваше… проговорилъ онъ пьянымъ голосомъ, запнулся на слов и прибавилъ:- ваше блаженство. Дачку, ваше блаженство, желаете снять? Вотъ наше удовольствіе… Три комнатки тутъ. Ты, шкура, все показала?