На острие
Шрифт:
— Почему ты остановился?
Он отпил кофе и повернул голову. Лена на миг отразилась в темных глазах и исчезла.
— Потому что это неправильно. Совсем неправильно. Здесь все не так: не пойми где, на старом диване… Ну и не хочу, чтобы ты потом говорила, что я воспользовался ситуацией.
— Знаешь ведь, что не скажу.
— Знаю, — улыбнулся он. — И все-таки… давай подождем.
— Квартиры, хорошей кровати и свежих простыней?
— Хотя бы твоего совершеннолетия! — легкий щелчок пальцем по носу заставил поморщиться. —
— Если только покажешь, что получилось!
Темнота скрыла грязь на одежде и опухшее лицо. Ларс поставил меня к окну и луна с городом превратились в фон.
— Вытянись, как будто пытаешься взлететь!
— Раскинь руки. Шире! Ты хочешь обнять весь мир!
И я послушно тянулась, обнимала, садилась на пол или приподнималась на цыпочки. А потом, когда Ларс разрешил передохнуть, вцепилась в его планшет.
И снова себя не узнала.
Эта девушка на рисунках была кто угодно, но только не я! Тонкая, стремительная, прекрасная…
— Нравится?
— У тебя настоящий талант! Ты будешь знаменитым художником, вот увидишь!
— Твои слова да Богу в уши… — Ларс вздохнул и принялся исправлять рисунок. Там тень лежала не так, как хотелось бы художнику, а здесь линия показалась нечеткой.
— О чем думаешь? — сейчас он казался очень далеким, этот гений.
— Да так… О разном.
— Например?
Я видела, что ему не хочется говорить. Но любопытство оказалось сильнее такта.
— Ну Ла-а-а-арс!
— Ты несовершеннолетняя! — отрезал сердито.
Так вот в чем дело!
Я отскочила к окну, встала так, чтобы луна освещала целиком, как учил Ларс. И одним движением сбросила сначала толстовку, потом футболку.
— Прекрати! — Ларс оказался рядом, схватил за руки, не давая продолжить. — Что ты творишь?
— Сегодня такая безумная ночь… — я понимала, что он прав, но остановиться не могла. — Так дай же побезумствовать!
— Только белье не снимай, — попросил Ларс осипшим голосом. И отступил.
Пришлось подчиниться. Джинсы, кроссовки. Но не трусики, хотя меня смущала скромная ткань — я не любила кружева и носила простой трикотаж без швов. Он не стеснял движений, и сейчас казался таким убогим!
— Замри!
Так и застыла вполоборота к окну, подняв руки, чтобы поправить волосы. Их пора было помыть, но темнота скрыла несовершенства.
Ларс рисовал.
Планшет мягко подсвечивал его лицо, а я была готова вечно любоваться этой линией скул, тонким прямым носом, твердым подбородком, всегда гладко выбритым.
Он был безумно красив, мой Ларс. Не то что я.
Но на его портретах я преображалась. Менялась. Становилась прекрасной.
Нестерпимо захотелось увидеть рисунок.
— Покажи, — бетон холодил ступни, но кого это волнует. Какая разница, замерзну или нет, когда там… такое!
Дыхание перехватило.
— Это…я?
Нет, определенно — нет! Потому что такое просто невозможно!
Огромная луна заглядывала в окно. Не знаю, как Ларс умудрился нарисовать прозрачные стекла, но он там были! Ловили призрачный свет, чтобы серебряным потоком вылить его на… богиню.
Высокая, прекрасная, далекая и… высокомерная в своей порочности. Идеальное тело и длинные волосы не скрывают безупречного изгиба спины. И мне сейчас неважно, что на самом деле ношу короткую стрижку, потому что это… все-таки я.
Недосягаемая звезда. Совершенство.
Неужели он действительно видит меня… такой?
На глаза навернулись слезы. Из груди вырвался всхлип, который заставил Ларса поднять глаза от планшета.
— Что случилось? Лара, ты же вся дрожишь! Руки ледяные. Ну-ка!
Он усадил меня в нагретое им самим кресло, укутал в плед. И притащил горячий кофе, пахнущий куриным бульоном:
— Подостыло уже, чай не заварится. Подожди, я принесу твою одежду!
И от этой заботы становилось сладко и больно, так что я не могла остановиться и плакала, плакала, плакала… А Ларс снова укачивал, как маленького ребенка, целовал в мокрые щеки и называл себя идиотом.
От этого тоже становилось хорошо.
10
Когда небо за окном посветлело, Ларс посмотрел на часы — откуда в логове взялся механический монстр с маятником, не знал никто.
— Я тут подумал… В художке всегда нехватка моделей, а у тебя фигурка — закачаешься. И позируешь как надо. Конечно, не бог весть что, платят копейки, но хоть что-то…
— Спасибо! — еще вчера я не знала, как и на что буду жить, а теперь в безнадеге появился хоть какой-то просвет.
— Главное, там документы не спрашивают.
Это было определяющим. Куда мне сейчас официально оформляться, с лицом, засвеченным на телеканалах.
— А если меня узнают?
— Всем пофиг. Говорю же — хороших моделей нет, рисуем уродцев. Людой поймет, что если сдаст тебя, снова будет пялиться на стариков и жирных телок. Ну? Рискнешь?
— Рискну!
Все равно выхода не было.
— Вот и ладненько. Одевайся, а я сгоняю за завтраком и позвоню родителям, чтобы не волновались. И пойдем жилье искать, иначе с тобой рехнуться можно.
— Тебе же на работу!
— Обойдутся денек, — отмахнулся Ларс. — Знаешь, чувствую себя семейным человеком… уже и квартиру ищу!
Из окна хорошо было видно, как парень преодолевает маршрут. Неужели он действительно любит? Настолько, что готов поселиться в этой проклятой заброшке, лишь бы уберечь от опасности? И работу почти что нашел, сама бы я ни за что не догадалась.
Теперь можно было зажечь конфорку не боясь, что кто-то увидит отблеск пламени. Вскипятить чайник, достать галеты и вчерашние бутерброды.