На перепутье: Воительница
Шрифт:
— Валери!
Голос брата где-то вдалеке неожиданно сливается с выстрелом. Инстинкт срабатывает быстрее, чем она успевает о чем-либо подумать. Дергается в сторону, но резкая жгучая боль застает врасплох. Девушка прижимается спиной к стене здания, не сдерживая вскрика, впивается пальцами в плечо.
Мужчина убегает, но она уже не ищет опасности — тело слабеет быстрее, чем когда-либо, боль пронзает, отдается волнами по всей руке.
— Валери! — родной голос где-то совсем рядом — девушка с трудом слышит его. Сползает по стене, упрямо цепляясь за остатки сознания. Сильная боль и ужас,
Слова тают — стремительно, как снежинки на ладони. На глаза ложится пелена, и обеспокоенное лицо мгновенно сливается с темнотой.
??????????????????????????
Глава 36. Сблизиться — значит подвергнуть опасности
Наари
Маленькое тельце дрожит под боком, пальчики цепляются за мою жилетку, а тихий плач вынуждает сердце сжиматься от жалости. Мне едва удается сдерживать слезы. Не только из-за случившегося, не только из-за того, что Валери унесли в какую-то комнату, названную целителями операционной… Я чувствую боль малышки, что сидит рядом и не желает отходить от меня ни на шаг. Она испытывает такие сильные эмоции — страх, неверие, грусть — и это наполняет ее тело энергией. Энергией, которой она вновь неосознанно делится со мной.
Прошло не больше трех часов. Джон не отпустил нас в отель, все вместе мы поехали в ближайшую больницу. Пока мужчина общался с врачами, кому-то звонил и бродил по коридору, словно оживший мертвец, мы с Мэй сидели на скамейке у одной из палат, ожидая хороших новостей. Девочка плакала, а я не знала, как можно унять ее боль. Вряд ли у меня получилось бы сделать это словами… Все, что я могла, — прижать ее к себе и не отпускать до тех пор, пока она не успокоится.
Вскоре к нам поднялась пара мужчин в полицейской форме — то ли коллеги Джона, то ли незнакомцы. Я подумала, что он все же был с ними незнаком, поскольку, о чем-то говоря, держался холодно и настороженно. Один из мужчин остался рядом со мной и девочкой, когда Джон и второй незнакомец проследовали за врачом в палату. Ожидание хороших новостей затягивалось.
— Мамочке больно?.. — шепчет вдруг Мэй, спрятав личико у меня под боком. Шмыгает носом, но уже, похоже, не плачет.
— Твоя мама очень сильная, — глажу ее по голове, стараясь, чтобы прикосновения были мягкими и осторожными. — Я знаю это наверняка, ведь ее малышка тоже невероятно сильная.
— Но в нее стреляли… Дедушка говорил, что от пуль многие умирают. Он часто ругался с мамой. Запрещал ей видеться с дядей… Он думает, что дядя — источник бед. Что рядом с ним мы всегда в опасности…
Мэй затихает, прижимается теснее, едва слышно всхлипывает.
Возможно, ее дедушка был прав. Опасность, преследующая Джона, ставит под угрозу и его близких. Кажется, он и сам понимает это. Не потому ли держится от них подальше? Жертвует своими желаниями ради их безопасности?..
Из палаты, наконец, выходят мужчины в компании врача, и я не успеваю подыскать вопросам ответы. Впрочем, сколько бы я об этом ни думала, найти правду без слов Джона не смогу.
Мужчины о чем-то переговариваются — я не вслушиваюсь. А затем врач
— Доктор позволил ненадолго увидеться с мамой, — говорит он, протянув Мэй руку. — Пойдем?
Подскочив, как всполошенный птенец, девочка хватает его за руку и тянет в палату. Прежде чем они скрываются из виду, успеваю поймать взгляд мужчины и увидеть, как он кивает, призывая последовать за ними.
Обстановка палаты навевает неожиданные воспоминания. В такой же лежала и я после ножевого ранения. В памяти все еще хранится тяжелый запах лекарств, небольшая, но удобная койка, попискивающий механизм, на экране которого двигается линия…
Интересно, вспомнил ли об этом Джон? Винит ли он в случившемся себя? Наверное, винит. Как всегда берет на себя всю ответственность, взваливает непосильную ношу. От такой привычки непросто избавиться.
— Мамочка! — Мэй бросается в объятия матери.
Та усаживается поудобнее и подтягивает девочку к себе.
— Все хорошо, котенок… — сиплый, но ласковый шепот стелется, как стелется туман над полем. — Все хорошо, не плачь…
Пару секунд мы молчим, тишину в палате разрывают лишь слабые всхлипы. Не отпуская Мэй, Валери поднимает голову, вглядывается в наши лица.
— Вы такие мрачные, — усмехается она, — будто уже готовитесь к самому худшему.
Узнаю Валери. Какой бы странной ни была ситуация, она найдет, над чем посмеяться.
Боясь, что снова наступит молчание, я подхожу ближе к койке и решаюсь спросить:
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. Несмотря на мое прошлое, меня впервые пронзила пуля, — на бледном лице блуждает слабая улыбка, но быстро пропадает, сменяется хмуростью. — Жутко, конечно, но не думаю, что меня хотели убить. По крайней мере, вначале.
— Поговорим потом, Вал, — встревает Джон и бросает многозначительный взгляд на Мэй. — Все, что нужно, ты уже рассказала следователю. Скорее всего, тебя вызовут снова, но это произойдет, когда ты поправишься.
— Ты же понимаешь, что теперь я не очень-то доверяю полицейским? Всем, кроме тебя. К тому же я рассказала не все…
Эти слова словно пробуждают мужчину от долгого сна — брови его приподнимаются, он неотрывно смотрит на сестру.
— Что еще? — бросает нетерпеливо.
— Этого мужчину я действительно раньше никогда не встречала. Но он так удивился, когда увидел мое лицо... Думаю, его целью была вовсе не я, — Валери вдруг вскидывает на меня пугающе серьезные глаза. — Спутал, должно быть. А избавиться решил, когда понял, что я запомнила его лицо. Надеюсь, его найдут раньше, чем случится очередное нападение.
— Найдут, — заверяет Джон, но вид у него такой растерянный, что в подобное заявление слабо верится. — Главное, что ты знаешь, как он выглядит… — Мужчина тяжело вздыхает, опускается на диванчик и откидывает голову назад. — Доктор сказал, что пару дней тебе лучше полежать в больнице. Свинцовые гранулы вытащили, но риск заражения все равно есть. Может начаться лихорадка… Я попросил офицеров приставить к тебе охрану.
??????????????????????????
— Ставишь ко мне тех, кого подозреваешь? — Валери не сдерживает язвительного тона. — Хотя сейчас следует думать не обо мне, а о безопасности Наари.