На пересечении дорог
Шрифт:
Альберта вздрогнула от донесшегося из коридора шума. Вздрагивала она теперь часто. После того, что провернул тот, кто должен был обеспечивать ее безопасность, нервы у нее были в постоянном напряжении.
С одной стороны, жизнь в огромном замке, с кучей… ну ладно, минимально необходимой кучкой прислуги имела свою плюсы, с другой – жить в доме, куда посторонние не имеют доступа, сейчас казалось ей очень заманчивым.
Еще и дядя куда-то уехал, он единственный кому она теперь доверяла. Кто знает, кто еще из работников замка, помимо ее горничной, состоял в заговоре с мерзким Торвелом, задумавшим стать следующим
Из комнат своих она в последнее время почти не выходила, и может ей и должно было быть стыдно за трусость, но не было.
А ведь вначале он даже произвел на нее положительное впечатление. Когда дядя приставил к ней персонального охранника, она пыталась убедить его, что это излишне – из дома она выходит редко, ни с кем почти не общается, а редкие визиты наносит в компании дяди, так что наем охранника – лишняя трата и без того скудного капитала.
Но граф был непреклонен. После нескольких случаев покушений на их жизнь, как, например, тогда, когда подпруга лошади графа оказалась подрезана или, когда вино, доставленное к их столу, оказалось отравлено, а также целого ряда других более мелких происшествий, вопрос безопасности волновал его очень сильно.
Торвел был обходителен, вежлив, неназойлив. Поначалу. Затем он вдруг начал дарить ей цветы, вырванные из ее же собственной оранжереи, делать комплименты, и вообще рьяно изображать влюбленного. Альберта чувствовала себя неловко, попытки пресечь подобное поведение ни к чему не приводили.
Она не знала, как поступить: его рассказы о нищете выбраться из которой ему помогла эта должность, и матери с маленькими сестрами, которым он отсылает большую часть своего жалования, останавливали ее от того, чтобы пожаловаться дяде. Так, что она просто постаралась свести все общение с ним к минимуму.
Это его разочаровало, и он стал еще более навязчив. Твердо пообещав, что, если он не прекратит, пожаловаться дяде, Альберта, на всякий случай, стала тщательнее запирать комнату и поставила на окно сигнализирующий артефакт.
Но меры предосторожности не сработали. В один из дней, когда она читала сидя в саду, ее горничная принесла ей тарелку фруктов, а, по ощущениям, уже в следующее мгновение она очнулась в крайне неудобном положении – перекинутой через спину скачущей лошади. Похититель не ожидал, что она так быстро очнется, так что ей удалось застать его врасплох. Ненадолго, но и этого хватило, чтобы спрыгнуть с лошади, хотя точнее будет – свалиться с нее мешком.
Когда потом, по ночам, на Альберту нападали воспоминания об этом, она не могла поверить тому, как ей на самом деле повезло, что при падении она не свернула себе шею, ничего не сломала, а вывихнутая лодыжка – ничтожная плата за свободу. Каким-то чудом ей даже удалось оказаться незатоптанной лошадью.
Торвел, спрыгнувший следом, попытался вернуть беглянку на место, попутно осыпая ее такой бранью, которой раньше в ее присутствии себе не позволял. Много она о себе узнала: и про свою спесь, не позволившую узреть великую любовь им изображаемую, и про то сколько нервов, и впустую затраченных усилий она ему стоила. А уж как его разозлило то, что она посмела поставить сигналку на окно! Ведь насколько проще было бы ему провернуть все прямо в замке, а за завтраком сообщить графу, о том, что свершилось и супруга наследнице искать больше не имеет смысла – вот он, сам нашелся!
Теперь же он собирался отомстить ей за все его страдания, с упоением расписывал все, что он с ней сделает. Он попытался снова затащить ее на лошадь, но Альберта отчаянно сопротивлялась. В ярости он ударил ее, и Альберта, не удержавшись на вывихнутой ноге, упала. Это ему понравилось – видеть вчерашнюю госпожу у своих ног, и он ударил еще раз, и еще. Но тут сработал защитный артефакт, и вокруг Альберты материализовалось защитное поле, Торвела отбросило в сторону. Вообще сила волны была не такой уж большой, но в том месте, куда отбросило Торвела, из земли торчал огромный валун, встречи с которым голова похитителя не пережила.
Альберта не сразу поняла куда девался нападающий, сбившись в комок и ожидая нового удара, она боялась распрямиться. Наконец решившись, она подняла голову – рядом никого не было. Осторожно – все тело казалось было одним большим синяком, кровь текла толи из носа, толи из разбитой губы, – она попыталась подняться, и тут же свалилась обратно от прострелившей лодыжку боли. Села, теперь заныли ребра.
Признав, что ни одно из положений не приносит ей облегчения, она предприняла еще одну попытку подняться. На землю опускались сумерки, и было уже совсем не жарко, а ночью и совсем похолодает. Встать она встала, а вот дальше… Осторожно, крадучись она подошла туда, где белела в наступающей темноте рубашка Торвела.
Постояв какое-то время над ним и глядя в его безжизненное лицо, она отвернулась и отошла от него.
Лошадь пропала, видимо сбежала, испугавшись, когда сработал защитный артефакт.
Стоя посередине дороги, Альберта пыталась понять с какой стороны они приехали. Дорога была пустынна – на ночь глядя вряд ли кто-то поедет, да и не знала она как поступит если кто-то все же появится на дороге – может в лес бросится, к людям сейчас отчаянно не хотелось.
Выбрав направление наугад, она двинулась вперед, будучи все время наготове, чтобы скрыться если кто-то появится. Ей казалось, что она шла пол ночи, но как потом выяснилось, прошла меньше часа, когда оказалась в небольшой деревне. Раньше она здесь никогда не бывала. Альберта вообще редко покидала замок, и ездила только в соседний Веллен, являющийся главным городом графства Велле.
Какое-то время она межевалась, не решаясь постучать в дом с приветливо горящим окном. Но деваться было некуда, и она решилась. Из дома вышла девочка-подросток и скептически ее осмотрела, буркнула что-то о бродяжках, и уже собиралась закрыть дверь, как за ней показалась женщина постарше – видимо мать. Оттеснив девчонку и заведя Альберту в дом, она принялась причитать, задавая вопросы о том, что случилось, и сама же себе отвечала, предлагая варианты, впрочем, не такие уж далекие от истины.
В доме было две комнаты, одна из них проходная, совсем крошечная, где Альберту добрая женщина усадила за стол и накормила. Угрюмая девочка, поняв, что ошиблась с оценкой, помогла матери накрыть на стол. При свете масляной лампы, хозяйка разглядела, что одежды их внезапной гостьи явно некрестьянские, и, хоть и запылённые, местами порванные, они все же выдавали статус хозяйки.
– Что же все-таки случилось?
Альберта, растроганная заботой и добрым отношением рассказала им все.
– Торвел? – изумилась женщина, – Сын Мириды?