На полях Гражданской…
Шрифт:
Новиков говорил:
– Нас кидают в пекло, а казаков жалеют!
Он валился с ног, и только Всевышнему известно, какие силы заставляли его снова поднимать полк, отбивать атаки красных и потом их преследовать. О смоленцах заговорили, как о малых числом, но сильных духом. В тяжелые минуты им помогали марковцы, которые понимали, что смоленцам не дождаться помощи от казаков: те не решались воевать даже со слабым противником.
Я спрашивала Новикова:
– Почему казаки ведут себя
– А ты что, не видела, какие обозы они привезли?.. Им теперь это надо довезти до дома…
– Неужели и Шкуро такой?
– А разве дело в нем? В настроении казаков…
Меня отправили на станцию Касторную под присмотр коменданта, где под защитой бронепоездов находиться было безопаснее. Воспользовавшись передышкой, уехал на родину в Поныри Курской губернии Мыльцев-Минашкин, надеялся вывезти из имения родителей.
Ошеломительным известием прилетело:
– Оборона смоленцев прорвана…
Меня никто не мог удержать. Я взлетела на насыпь станции, с которой открывался обзорный вид на равнину и село Касторное. Увидела, как конники скачут по улицам села и отлетают от залпов смоленцев, как снова пробежала на выручку офицерская рота марковцев, как смоленцы вытянулись из села и, отстреливаясь, отходили к станции, как Новиков на Дарьяле кружил в последней цепи.
Я с ужасом вспомнила слова Постовского: не боитесь, что могут под вами убить коня, полковник?
Но обошлось. Красных остановил огонь бронепоездов.
Все ждали решающего сражения, когда разобьют Буденного и белые двинутся в наступление. Марковцы и смоленцы готовы были биться до последнего. А вот казаки? Помню, много беженцев собралось на насыпи железной дороги. Они не хотели ехать никуда, надеясь, что вот-вот все изменится, красных толкнут на север и восток и люди вернутся в оставленные дома. Мною владело приподнятое настроение. Еще накануне я увидела три танка, которые сгружали на станции.
– Они им дадут!
Я наблюдала в бинокль с насыпи. День выдался ясный, и можно было видеть конные лавы. У меня спрашивали: «Ну что там?», «Ну не молчите же!», просили бинокль, что-то восхищенно вскрикивали, заметив хоть малое движение. Массы кавалерии маневрировали друг перед другом.
Я твердила:
– Прейсиш-Эйлау… Кенигсберг… Рымник… Бородино…
И не знала, с какой битвой сравнить предстоящее сражение. В моем воображении роились варианты боя, в конце которого буденновцы обязательно побегут.
День перевалил за полдень, но кавалерийский бой не начинался.
И вдруг:
– Наши отходят!
Конная масса казаков в беспорядке рысью сдавала назад.
Никто не верил. Вырывали друг у друга бинокли. Поднялся невообразимый шум.
Проскакала
На поле остались танки и редкие стрелковые цепи, которые также начали отход.
Я разглядела генерала Постовского, который прыгнул в коляску и пустил коней в галоп.
Однако не было видно, чтобы противник одержал победу – еще гремели орудия трех бронепоездов, еще не скрылась пехота.
Прискакал разъезд:
– Кубанцы не хотят воевать!.. Помахали саблями и отступили…
Во второй половине дня раздались глухие взрывы. Бронепоезда уже не стреляли: их подорвали воинские команды. От станции отходили редкие цепи с танками. Неожиданно подул ветер, небо покрылось тучами, пошел густой снег.
Ветер усиливался. Я сидела у окна станционной каморки:
– Ну почему так получилось?
Не верила, что мои надежды на скорое возвращение в Медвежье, на предстоящую свадьбу рушились.
Меня успокаивал брат:
– Оля! Возьми себя в руки!
Новиков смотрел на проходящие колонны и молчал. Мне было жалко его. Он делал все для того, чтобы разбить буденновцев, и не его вина, что кто-то подкачал.
Вбежал Уманец:
– Господин полковник, буденновцы!
– По коням!
Мы поскакали вдоль железнодорожной ветки и оглядывались: не преследуют ли нас. Вскоре нагнали полк. Надо было быть осторожными, отовсюду могли появиться красные конники.
Хлопьями валил снег, который с ветром обернулся метелью. Кто был одет не по зиме, натягивал на себя теплые вещи. Метель закружила вьюгой, вьюга переросла в снежную бурю. Я не могла понять: это мстят нам за поражение или, наоброт, укрывают от противника.
Не видно было ни зги. Мы сбились с дороги. Превратились в беспомощную толпу слепых путников. Голова колонны остановилась: дальше двигаться было нельзя: ничего не видно, кроме сплошной пелены перед глазами.
Веселаго предложил идти по компасу. Но стрелки компаса не двигались. Мы находились в районе магнитной аномалии. Хотели положиться на инстинкт лошадей, но лошади сами разбредались в поиске укрытия. Стоять среди снежного хаоса было нельзя, можно было замерзнуть.
Спасение только в движении. Но куда идти?
Снежная буря скрыла нас от буденновцев и грозила погубить.
Но надо же! Неожиданно метель утихла…
Мы двинулись по гладкой снежной пустыне, где торчал редкий кустарник. Гуськом, один за другим. Мы могли только предполагать, куда идем.