На пороге перерождения
Шрифт:
Глава 3
Как минимум, я был рад тому, что меня не прикончили сразу же после боя. Задавать лишних вопросов по поводу моего дальнейшего будущего я, конечно же, не стал. Да и вряд ли кто бы мне ответил. А потому, одолев своего бывшего подчинённого в смертельной битве, мне зачем-то перевязали глаза, после чего я быстро оказался в вонючей темнице, в которой, видимо, не прибирались уже лет сто. Хотя, вполне возможно, что тут не прибирались ещё с рождения самого первого вечного.
Небрежно кинув меня внутрь и заперев дверь темницы на крепкий засов с замком, стражники удалились, оставив бывшего воина перианской
Оглядевшись, я понял, что темница не самая огромная, а моя камера и вовсе единственная из всех присутствующих здесь камер. Единственный источник света — факел снаружи, — слабо освещал конец коридора, посреди которого и располагалась камера. Сидячих мест не наблюдалось, ровно так же, как и не наблюдалось лежачих — из удобств был только холодный, отсыревший каменный пол, покрытый тонким настилом из давно прогнившего и засохшего сена, трескавшегося от одного только касания. А также имелся и нужник, правда только в виде самого обычного угла, в который и справляли нужду все бывшие заключённые. Кстати именно поэтому в камере и стояла такая невыносимая вонь. Эту вонь я учуял ещё за несколько метров до приближения к месту назначения.
Глубоко вдохнув и тут же прокашлявшись, я смиренно выдохнул тем, что осталось после кашля, присел на пол, опёрся спиной об одну из противоположных туалету стен. Хоть меня и одолевала дикая усталость, спать почему-то не хотелось. Можно конечно попробовать потренироваться, устать ещё сильнее, но куда уж сильнее?
Спустя двадцать минут бессмысленных самокопаний и размышлений о прошлом и будущем, я всё же утомился, закрыл глаза и наконец уснул от накатившей усталости.
Проспал я, как мне показалось недолго. Проснуться пришлось от скрежета ржавого металла петель. Сон у меня, вообще-то чуткий, но в крайних ситуациях, когда очень устал — после жаркой битвы, или же после смертельной схватки со своим бывшим сослуживцем, — могу спать как убитый.
Ещё сонными, еле раскрывшимися глазами, заметил, как дверь камеры распахнулась. Кого-то тут же протолкнули внутрь. Протерев глаза, попытался приглядеться получше. Пока приглядывался, охранник уже успел запереть дверь камеры обратно, и закрывал засов, навешивая замок обратно.
С моей стороны прозвучал не самый дружелюбный вопрос:
— Кто такой?
— Ли, — коротко ответила мутная фигура, быстро скрывшаяся в одном из углов. Последовав моему примеру, та облокотилась о стену и неспешно сползла по ней вниз, приняв сидячее положение.
— Что Ли?
— Имя у меня такое.
— Коренной что ли?
— Чего?
— Слыхал, что только у столичных такие имена. Мы где-то рядом с центром?
Коренного тайканца определить не так уж и сложно. В основном, все тайканцы наделены специфичными именами, которые никогда не услышишь на окраинах. Всякие: Няо, Ляо, Вяо, Ньиму, Кай-вай… и так далее и тому подобное. Но если имя можно выдумать, соврать и попытаться выдать себя за своего, то с глазами такое не пройдёт. А всё потому, что у всех тайканцев с рождения необычный разрез глаз — узкий. Необычный он, конечно, только для таких деревенщин как я, а вот для цивилизованного человека — коренного жителя империи, — это почёт. Узкоглазие — это стопроцентный пропуск в хорошую жизнь. Если по каким-то невероятным причинам тебе довелось родиться с такими глазами, считай, что у тебя все шансы пробиться в высшее общество. Ну… не совсем высшее… Наверняка у тайканцев множество своих социальных ступенек, по которым придётся пройтись. Но, как минимум, ты уже на две головы выше такого простого работяги, как я.
— Столичный? — переспросила фигура. — Ну раз я столичный, то, верно будет предположить, что ты окраинный?
Я пожал плечами. Не знаю, заметил ли собеседник этот жест.
— Можно сказать и так, — не стал увиливать я.
— Поди ещё с недавнего восстания?
— Уточни, — не понял я.
— Ходят слухи, что вчера была уничтожена армия бунтовщиков, пытавшихся осадить Кливонскую крепость.
Пытавшихся — верно подмечено. По-другому и не скажешь. Если бы не три дня тех жалких попыток, во время которых наша армия практически бездействовала, может мы уже бы давно взяли эту крепость и двинулись бы дальше. Не факт, что дальше нам бы сильно повезло, но зато сейчас я уже мог бы с гордостью сказать, что крепость-то мы взяли. Только вот превосходящие силы противника нагнали нас и хорошенько напинали под зад. Но тут уже дело не в том, что перианцы неудачники, а в том, что нас просто задавили количеством. И да, я знаю, что мы взяли крепость. Только на сколько? На несколько минут? И вообще стоит ли говорить об этом, если подобный успех вызван только при помощи моей глупости.
— Было дело, — уклончиво ответил я.
— Ты тоже там был?
— Думаю, я единственный, кто вообще выжил в той бойне.
Приукрашиваю? Это вряд ли. А как назвать произошедшее по-другому? Да, я не видел, как режут наших ребят, но зато я видел последствия. И не надо быть умником, чтобы понять — целая армия не могла самоубиться самостоятельно. В этом им помогли тайканцы.
Мы замолчали. Просидев в тишине некоторое время, я не выдержал.
— Ну так что, не расскажешь, откуда сам?
Собеседник решил сыграть в дурачка:
— Кто? Я?
— Видишь здесь кого-то ещё?
— А… точно… извини, что-то совсем забылся. Не часто приходится бывать в темницах.
Из голоса пропала былая уверенность. Если это вообще можно так назвать. Теперь передо мной сидел совершенно безобидный человек — такой же как я неудачник, волею судьбы оказавшийся не в том месте, не в то время.
Я решил продолжить напирать:
— Откуда будешь? Ты назвал имя, но так и не ответил на мой вопрос. Мы где-то возле сердца империи?
— Сердца? Громко сказано. Скорее, в районе почек.
— Почек? Это что ещё такое?
— Ты знаешь про сердце, но не знаешь, про почки?
Вопрос поставил меня в тупик. Мало того, что прозвучал он уж слишком унизительно, так ведь и я в самом деле не понимал, о каких почках идёт речь. И что вообще за почки такие?
— А! — махнул рукой, жестом ознаменовывая собственную глупость. — Те, которые на деревьях?
Тишина. Выражения лица я не видел, но, судя по всему, оно было недовольным.
— У вас как вообще с медициной на окраинах?
— Ну… по лекарю на деревню. Иногда конечно лекари умирают. В основном, от старости. Тогда деревня переживает не лучшие времена…
— Я не об этом, — перебил собеседник. — Сердце у человека где? Знаешь?
— Ну знаю, — кивнул я.
— А почки где?
— На деревьях.
Фигура задвигалась. По крайне мере одна из рук пришла в движение. И, судя по всему, оказалась где-то около головы. Жесть непонимания? Или что это вообще значит? Какие же всё-таки странные эти тайканцы…