На пороге соблазна
Шрифт:
— Еще варианты будут?
— С удовольствием послушаю твои, если они есть.
— Ты поклялся, — напомнила мне Амели. Поставила пакет с остатками фастфуда на капот и скрестила руки на груди. — Твои пять минут пошли. Начинай.
— С места в карьер? Уже неплохо, но вынужден попросить тебя сесть в машину.
— Зачем?
— Резкая, ты собралась пререкаться и тратить время? Не вопрос. Я подожду эти пять минут, а потом никуда не исчезну. Поверь, я не стесняюсь говорить на интимные темы при свидетелях.
Я обвел рукой стоящие поблизости машины и болтающих о своем людей. Глянул на часы и мысленно поаплодировал себе. Резкая огляделась, сжала губы в линию и процедила коронное:
— Лукашин…
— Я начинаю? Итак, я хотел сказать…
— В машине, — оборвала меня Амели. Печатая каждый шаг, обошла Чарджер и опустилась на пассажирское сиденье.
— Можно было и не выпендриваться, — произнес я, устроившись на водительском. — Я музыку включу?
— Зачем? — занервничала Резкая, косясь на мою руку.
— Просто так. Для фона. Хочу создать интимную обстановку, — перечислил варианты и рассмеялся: — Выбери любое удобное для тебя. Резкая, почему ты требуешь объяснение каждого моего действия?
— А ты догадайся. Я в телепаты не записывалась.
— А ты не думала, что мужчина может делать что-то, не объясняя причин? Как ты себе это представляешь? Алло, Амели, — произнес, поднеся ладонь к уху, — я хочу купить букет роз, чтобы порадовать свою любимую девушку. Ты же не против?
— Против, — огрызнулась Резкая. — Ненавижу розы.
— Удиви.
— Зачем?
— Боже, ты можешь просто ответить? — спросил я. — Не думая о том, что настойчивый Никита решил покопаться в твоих любимых цветах, чтобы и тут подгадить. Самой не смешно?
Глянув на Резкую, я выгнул бровь и удивленно присвистнул, услышав:
— Пусть будут подсолнухи.
— Прикольно, — кивнул и вновь поднес ладонь к уху: — Алло, Амели, можно я куплю букет подсолнухов, чтобы порадовать свою любимую девушку? — глянул на опешившую девушку и продолжил: — Еще я хотел пригласить тебя на набережную, чтобы вместе посмотреть на закат и пообниматься. Понимаешь, я очень люблю обнимать тебя. И целовать. Ты же не будешь против того, чтобы поцеловаться со мной?
Опустив руку, я развернулся к Амели, а затем притянул к себе и впился грубым поцелуем в ее рот.
Вспышка страха.
Шок.
Растерянность.
Я чувствовал, как застыли губы Резкой, но не собирался греть их своими и требовал ответить мне. Не давал отстраниться и оборвать поцелуй. Наоборот, запустил пальцы в волосы растерявшейся девушки и хрипло зарычал, пресекая любые попытки оттолкнуть меня.
Мгновение на сдвоенный и шумный вдох, чтобы после еще раз спалить к чертям весь кислород в легких и сломать ебучие границы.
Мгновение на взгляд в испуганные, но затуманенные глаза, и снова целовать, уже лаская и прихватывая оттаивающие губы. Кусая их за ненужную со мной робость и разжигая то, что прятала от всех, но почувствовал я.
Вдох.
Поцелуй.
И пьяный угар от того, что с губ Резкой сорвался еле слышный стон, а уперевшаяся в мое бедро ладонь дрогнула.
Я не хотел останавливаться, но, проведя костяшками пальцев по полыхающим щекам Амели, убрал руки.
Я не хотел, чтобы останавливалась она, но чуть отстранился и поплыл, когда Резкая качнулась за мной.
«Вот и все», — подумал и через мгновение зашипел, получив злую и звонкую пощечину.
— Лукашин! — прокричала Амели. Хватанула воздух и ударила меня кулаком в плечо. — Ты обещал! Ты поклялся!
— Богом? Я атеист.
— Ты… Ты!
— Все еще считаешь, что я не тот, кого ты можешь захотеть?
— Никогда!
— Тогда, получается, я проиграл?
— Да!
— Оно того стоило, Амели.
— Убирайся из машины!
— Мы договаривались, что я довезу тебя до автовокзала.
— Плевать!
— А мне нет, Резкая! — рявкнул я. — Хватит истерить. Да, я обманул тебя. Но при этом, заметь, я не сделал ничего из того, чего бы ты не хотела.
Глава 41. Амели
Не сделал ничего…
Не хотела…
Хотела…
Эти слова, сказанные самодовольным тоном, пульсировали в ушах и вызывали тошноту. Я потрясенно смотрела на Лукашина, оглушенная нарастающей яростью. Поразительно, с какой скоростью этот человек меняет мое отношение к нему. По щелчку пальцев. Любым неосторожным — или хорошо продуманным — словом. Взглядом или прикосновением.
ЧЕРТОВЫМИ ПОЦЕЛУЯМИ!
Вина, стыд, смущение, удивление, вина, стыд, гнев…
Чувства вспыхивали в груди и гасли, уступая место друг другу. По кругу. Бесконечным хороводом, от которого пульс начал зашкаливать.
Невыносимо!
Схватив сумку, что так и валялась у моих ног, я поморщилась, когда грубая ткань ручек теранула по горящей после моей пощечины Лукашину ладони. Распахнула дверцу и вылетела из салона, с запредельной скоростью рванув в сторону автовокзала.
Ни минуты.
Ни секунды.
Ни одного мгновения я больше не проведу рядом с этим человеком!
Хватит. Я не игрушка. Не подопытная крыса, не пробирка, в конце концов, внутри которой Лукашин может смешивать все, что ему в голову взбредет, лишь бы утолить свой интерес.
СВОЙ, А НЕ МОЙ!
— Амели! — ударил в спину злой оклик, который только добавил мне скорости.
Я с трудом удержалась от того, чтобы не сорваться на бег, не желая привлекать внимание окружающих нас с Никитой людей. С трудом заставила себя лишь ускорить шаг, а не превратиться в перепуганную беглянку.