На разрыв

Хэйл Дарёна

Ну, вот и домечталась. Окончательно кончилось.

– Так что «серьёзно»? – спрашивает Рая.

Вместе с Валеркой они двигаются в тёмную глубь коридора. Его комната ближе к входной двери, её – дальше. Его – больше и намного «живее», её – меньше и только начинает становиться «живой».

– Вы серьёзно не думали о том, чтобы встать в пару, пока я не спросил?

Смешно, конечно, но так ведь и есть.

Или, может быть, Рая так легко согласилась вернуться за коньками, потому что внутри уже понимала, чем всё закончится? Ну да, а вовсе не потому, что

хорошие ботинки, равно как и хорошие лезвия, стоят бешеных денег, а бешеных денег у неё сейчас нет, и даже продать свои коньки с какого-нибудь Авито было бы в сто раз предпочтительней, чем вот так вот выбрасывать.

– Да я вообще собиралась заканчивать, – честно отвечает Рая.

Валерка укоризненно качает головой, но она только пожимает плечами, а назавтра на тот же вопрос, но только гораздо подробнее, отвечает уже Егору и супругам Белых. Они кивают, внимательно слушая, и Рая до боли стискивает вспотевшие ладони в кулаки, пытаясь унять волнение.

Всю свою жизнь она тренировалась у одного и того же тренера и понятия не имеет, как осуществляется переход или, тем более, пробы с новым партнёром. Что, если её не возьмут? Что, если она им не понравится?

Что, если никому не нужна фигуристка, способная в минуту отчаяния выбросить коньки в мусорный бак?

Одной рукой Егор опирается на бортик, локтем другой касается её плеча – едва-едва и, скорее всего, ненамеренно. Это новое, незнакомое для Раи прикосновение, но у неё не возникает желания отодвинуться, наоборот, хочется податься чуть ближе. В этом, наверное, всё и дело. С Егором ей с самого начала комфортно – с той самой минуты, как он опустился на облюбованную ей лавочку.

Магия брошенных, не иначе.

– Мы вчера покатались немного, – говорит Егор, очевидно волнуясь. – Получилось вроде неплохо.

Точно так же, как и она, он всю жизнь катался с одним-единственным человеком и за давностью лет понятия не имеет, как должны проходить пробы с новой партнёршей.

Игорь и Полина, напротив, выглядят собранными и сосредоточенными.

Никаких отчеств, так они сразу сказали, но это вовсе не означает отсутствия уважения. Насколько Рая успевает понять, уважение здесь безусловное и обоюдное: как в сторону тренеров, так и в сторону учеников, а со стороны последних – ещё и такое же, безусловное (беспрекословное) послушание.

– Я плохо представляю, что делать, – говорит она Егору, когда они после короткой, но интенсивной раскатки замирают друг напротив друга.

Импровизировать, ответил бы ей Валерка, но Егор – не Валерка.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – нервно улыбается он.

Они успели сделать несколько кругов по катку, словно соревнуясь, кто кого перегонит (никто никого не перегнал, так и катили бок о бок, и это, наверное, хорошо), а потом немного проехались за руку, прислушиваясь к новому ощущению. Рука у Егора теплее и твёрже, пальцы длиннее, и сам он выше.

В чёрной тренировочной термухе он выглядит серьёзным и взрослым, хотя старше Раи всего только на год. Длинные ресницы немного подрагивают, дыхание ровное, после раскатки

он выглядит даже свежее, чем до. Про Раю такого не скажешь: волосы наверняка выбились из хвоста, лицо раскраснелось… Она не каталась больше двух недель, вчерашняя двадцатиминутка не в счёт, но вчера колени у неё не тряслись, а сегодня трясутся, и Рая не знает, что это значит.

Наверное, просто волнение. Не могла же она за две недели разучиться стоять на коньках.

Она оглядывается на бортик и получает в ответ два внимательных взгляда. Тренеры готовы ловить каждое движение, и Рае становится немного стыдно за то, что никакого движения нет.

Она переминается с ноги на ногу, наслаждаясь шуршащим шёпотом льда под коньками. Вообще, на соревнованиях шум из-под лезвий считается минусом, равно как и летящее в разные стороны ледовое крошево, но абсолютно беззвучно в мире не ездит никто и вряд ли это возможно, а Рая неожиданно понимает, как сильно скучала по льду.

По-настоящему. Правда.

С того разговора в раздевалке она не занималась и, надо думать, успела подрастерять форму… Рая кривит душой, её «не занималась» означает, что она не была в зале и не выходила на лёд, но у себя в комнате, когда сначала родителей, а потом Валерки не было дома, она делала всё, что только могла: чередовала кардио с планкой, качала пресс и растягивалась, но упорно убеждала себя в том, что это всё не считается, она не занимается, а так, просто дурачится, ничего серьёзного, потому что серьёзного в её жизни больше не будет.

И вот оно здесь.

– Давайте прошлогодний паттерн? – кричит Полина и сама выходит на лёд.

Разумно.

Да, они с Егором катали разные программы и совсем не друг с другом, но короткий танец – достаточно универсальная вещь, а паттерн – его самый универсальный фрагмент. Каждый год Международный союз конькобежцев выбирает один основной ритм и несколько дополнительных, таким образом регламентируя то, что все без исключения пары покажут в коротком.

В сезоне, который едва-едва завершился, обязательным ритмом для юниоров была серебряная самба, а дополняли её другие латинские танцы – ча-ча, мамба, румба, сальса, меренге… Каждая команда могла выбрать то, что ей больше всего по душе (не более двух!), но сейчас суть вовсе не в дополнительных ритмах, а в основном, под который и катается паттерн – от и до, пошагово расписанный фрагмент танца, который каждая пара выполняет одинаково. Ну, или приблизительно одинаково, в зависимости от личных возможностей.

Руки, пожалуй, ещё можно поставить по-разному, но в остальном специалистами расписано всё: в каком направлении двигаться танцорам и по какой траектории, какие шаги и танцевальные элементы исполнять партнёрше, какие – партнёру. Выучить паттерн – считай, отработать полтанца, и в прошлом сезоне обе секции самбы Рая могла проехать с закрытыми глазами, вот только партнёр рядом с ней был другой.

Своя плоть и кровь, одинаковый тип мышц, идеальный синхрон.

– Если мы завалимся… – говорит она Егору, на мгновение прикрывая глаза.