На разрыв
Шрифт:
Одной из коллег. Звучит очень и очень нейтрально, настолько, что на секунду у Варвары даже получается в это поверить.
– Она отошла, – говорит Варвара, раскрывая свой ежедневник. – Будет минут через пять.
Или через полчаса, добавляет она про себя, в зависимости от того, какое у директора настроение.
Ей приходится полистать страницы прежде, чем она находит чистое место. Никакого порядка, никакой системы, она просто пишет всё, что заблагорассудится, там, где заблагорассудится, – и, как ни странно, без проблем умудряется потом отыскать нужную информацию, но со стороны, конечно, всё это выглядит
Бездумно она пишет дату предполагаемой встречи и несколько раз с силой обводит её в неровный кружок.
Егор никуда не уходит. Ну, ещё бы, куда он уйдёт, если ему нужно дождаться сестру – отдать ей ключи или, наоборот, забрать их после тренировки, или ещё что-нибудь, мало ли у родственников может быть общих дел. С другой стороны, какие могут быть ключи, если они живут раздельно: Янка – у своего новоиспечённого бойфренда, а Егор – в съёмной квартире, оплачиваемой клубом, только бы ему меньше уставать и удобнее добираться.
Варвара вздыхает.
Всё было бы легко и просто (или не было бы), если бы пару лет назад они вместе с Егором и Янкой не поехали отдыхать. Под «отдыхать», конечно, не подразумевалось ничего сверхъестественного, никаких солнечных островов и экзотических стран (Варвара сама не знает почему, но её туда никогда не тянуло), обычный горнолыжный комплекс из разных туристических баз неподалёку от города.
На троих они сняли двухкомнатный домик, и по предварительным раскладам предполагалось, что в одном помещении будут спать девочки, в другом – Егор, хотя, конечно, можно было ограничиться одной комнатой на троих, ведь в походной юности лично у Варвары и не такое бывало. Спали в одной палатке и втроём, и впятером, и больше – всё лучше, чем в одиночестве… Но Янка спать рядом с братом не желала категорически, и в конечном итоге спать рядом с ним пришлось Варваре: в первый же вечер тогда ещё подруга познакомилась с кем-то из отдыхающих – и в первую же ночь с быстрой извиняющейся улыбкой провела его в свою комнату.
Варваре оставалось только, схватив благо ещё не разобранную сумку, ретироваться в соседнюю комнату и там, под удивлённым взглядом Егора, занять свободную койку.
В домике было тепло, никакой нужды жаться друг к другу, как это обычно бывает в палатках, и сначала её это, конечно, порадовало, а вот потом… Высокий, широкоплечий, по-спортивному подтянутый и по-мальчишески обаятельный Егор быстро пробрался к ней в голову и категорически оказался убираться оттуда, хотя, честно говоря, он туда и до совместной поездки захаживал.
Днём она смотрела на его пальцы, представляя их на себе, и на его губы (с теми же самыми мыслями), но ей удавалось держаться, потому что мораль, потому что долг, потому что он ещё совсем маленький, а она уже совсем взрослая, и это означает ответственность, и потому что, раз она старше, то должна думать за них двоих и не ломать мальчику жизнь… Но ночью ни морали, ни долга, ни ответственности не остаётся.
Ночью из соседней комнаты раздаются такие звуки, что хочется только одного: перевернуться на спину, раздвинуть ноги и запустить руку в трусы. Пару раз Варвара так и делает, но успевает вовремя спохватиться.
Всего лишь десять ночей, говорит она себе, мы здесь всего лишь десять ночей.
На пятую ночь терпения не остаётся ни у неё, ни у – очевидно –
Тем более, чужих.
Он забирается в её кровать, садится в ногах на колени и ничего не говорит, и Варвара, точно также молча, поднимается от подушки ему навстречу.
Ей всё казалось: перед первым поцелуем обязательно спросит, целовался ли он раньше (хотя в семнадцать-то лет наверняка целовался), но никаких вопросов никто из них не задаёт. А целуется Егор хорошо – расслабленно и увлекательно. Так увлекательно, что Варвара пропускает тот момент, когда её собственные руки отправляются в путешествие по его плечам, и спине, и лопаткам, и ниже…
Он прогибается ей навстречу, когда её ладонь касается его поясницы, и Варвара внезапно обнаруживает, что до этого момента его руки её не касались. Вообще. Сложно представить, что она этого не замечала, но сейчас две горячие ладони ложатся ей на бока, и, чёрт возьми, прикоснись он к ней раньше, она бы заметила. Прикоснись он к ней раньше, её бы, наверное, разорвало на сотню маленьких варвар – так это всё хорошо.
Оторваться от него невозможно, вспомнить про долг, ответственность и прочие глупости – тоже, и в конечном итоге так всё и происходит: сидя, в изножье кровати, практически не размыкая губ, путаясь пальцами в его волосах и отчаянно сжимая его бёдра коленями. Недолго, конечно, потому что какое тут может быть долго, но потом он опрокидывает её на спину и тут же сам спускается ниже: два пальца внутри и горячий язык, лижет долго, старательно, послушно выполняя каждое указание, которое она даёт срывающимся шёпотом – пока даже шёпота не остаётся, только сорванное дыхание и взрывающиеся звёзды перед глазами.
Они вытягиваются в узкой постели, ударяясь друг об друга коленками, и локоть Егора оказывается у Варвары под головой. Она дышит ему в ключицы, уже почти жалея о том, что произошло, и раздумывает, как одновременно не дать никаких надежд на продолжение и не разбить ему сердце, но сожаления и раздумья быстро остаются забыты. Ему, оказывается, мало просто лежать. Да и ей самой тоже.
В комнате темно, и звёздный свет за окном почти скрывает метелью, а их руки изучают друг друга – то торопливо, то медленно, в своём собственном ритме, почти до рассвета…
Наутро Егор оказывается чертовски корректным. Пожалуй, даже более корректным, чей ей того бы хотелось. За завтраком он так мастерски делает вид, что ничего особенного между ними не произошло, что Варвара сомневается в том, что была у него первой. Больше того, она почти злится, когда понимает, что не будет ни преданных заглядываний в глаза, ни попыток выяснить отношения.
Впрочем, ближе к вечеру становится ясно: вместо щенячьих взглядов и разговоров о том, что между ними происходит, будут такие же горячие ночи – шестая, седьмая, восьмая, девятая и десятая тоже.