На разрыв

Хэйл Дарёна

Большего она о нём и не знает. И не хотела знать никогда, потому что в её планы даже спать с ним изначально не входило, какие там душевные тонкости.

На мониторе мелькает ещё одно, новое сообщение. Оскар шлёт ей вопросительные знаки вдогонку.

Она тяжело вздыхает, пытаясь сосредоточиться, и утыкается взглядом в экран.

Здравствуйте, пишет ей Оскар (и это хорошо, потому что Варвара ненавидит, когда собеседники сходу переходят на ты). Мне очень приятно, что вы высоко оцениваете важность моей работы (тут она почти не наврала, ведь организовывать мероприятия для городской молодёжи – действительно важно, с одним только маленьким уточнением: она на его мероприятиях не

бывала ни разу), и, конечно же, он согласен как встретиться (в любую из указанных ей дат), так и рассказать ей о ресторанных днях всё до мельчайших подробностей. Если она захочет, она даже может взять с собой фотографа.

Довольно смешная формулировка.

О, думает Варвара, если я захочу, я смогу взять с собой кого угодно.

Но она не отвечает Оскару уже десять минут, и он – да, шлёт ей вопросительные знаки вдогонку.

– Я не знаю, что делать, – тяжело говорит Егор у неё за спиной, и слушать его разговор со старшей сестрой внезапно становится не то, что неправильно, а просто невыносимо.

К чёрту указанные мной даты, пишет Варвара. Как насчёт сегодня?

Ответ приходит сразу же. Он более чем согласен.

Она встаёт, почти вскакивает, торопливо сгребая в сумку ручку и блокнот (да, человечество давным-давно изобрело диктофоны и даже заботливо встроило один такой прямо в мобильный телефон, без которого она никуда, но человечество ничего не может поделать с тем, что думается ей лучше всего, когда она водит обычной ручкой по обычной бумаге, а блокнотов у неё тысячи, нет, даже тысячи тысяч) и, сорвав со спинки своего стула тёплый платок, принимается наматывать его вокруг шеи – так быстро и резко, будто пытается себя задушить.

Внутри платкового кокона душно и шумно, но голос Янки пробивается даже сквозь толстую шерсть, даже сквозь её нежелание слушать.

– Не надо сейчас ничего делать, – говорит Янка. – Выдохнуть и подождать. Погулять. Подумать.

Пальто сваливается с вешалки Варваре прямо в руки, и она быстро набрасывает его на плечи.

– Я не могу больше думать, – тихо отвечает Егор, когда она принимается уже за последнюю пуговицу. – У меня башка взрывается думать о том, что дальше.

Она наконец-то решается посмотреть на Архиповых.

Брат и сестра, оба светловолосые, но всё равно совсем друг на друга непохожие, смотрят друг другу в глаза, и Янкина рука лежит у Егора на плече – то ли пытается поддержать, то ли сама за него держится, чтоб не упасть.

Янка кривится, отчего все черты лица мельчают, собираясь в одну точку, сползаясь друг к другу.

– Не надо думать о том, что дальше, – говорит она. – Подумай о том, чего тебе самому хочется.

Егор смотрит на неё почти непонимающе, как будто не знает, что это вообще такое – руководствоваться собственными желаниями, и Варвара отворачивается.

– В какой-то степени, это свобода, – уже набросив сумку на плечо и направляясь к двери, слышит она голос Янки (а может, просто придумывает), – и ей нужно воспользоваться… правильно.

– А как правильно? – шёпотом спрашивает Варвара куда-то в платок.

Платок, конечно, не отвечает.

3. Рая

Проходит несколько дней прежде, чем она решается вернуться на каток. Не кататься, конечно, а так – забрать свои вещи и узнать, какие конкретно формальности нужно соблюсти, чтобы всё наконец-то закончилось.

С вещами она сглупила, конечно. Оставила в своём шкафчике олимпийку, и наушники, и пустую бутылку для воды, как туристы бросают монетки в фонтан: чтобы вернуться. На случай, если Олег передумает или ей удастся его уговорить.

Она сама передумала уговаривать уже по дороге

домой.

Если перспективная пара вдруг решает разойтись и найти себе новых партнёров, на защиту единства обычно встают и тренеры, и родители. Если пара очень перспективная, то ещё и федерация фигурного катания региона или сразу страны. За девять совместных лет им с Олегом удалось сперва пробиться в юниорскую сборную через череду городских и региональных первенств, посмотреть которые приходят только родственники, друзья и члены команды, а потом – после двух удачных сезонов попасть в основу команды и, соответственно, на все главные старты. Постепенно, шаг за шагом они улучшали свой результат, поднимаясь всё выше и выше, от обидных четвёртых мест на этапах Гран-При до победы в мясорубке национального первенства, и вот, буквально две недели назад на их шеях заблестели самые главные медали – медали юниорского чемпионата мира.

Высшей пробы медали.

То есть, конечно, самая главная награда для любого спортсмена – это олимпийская, причём золотая, но сейчас, на данном этапе, пока они ещё выступали по юниорам, золото этого чемпионата было всем, о чём можно мечтать. Да даже серебро было бы всем, о чём можно мечтать (а бронза висела у них на стене ещё с прошлого года), потому что оно было бы завоевано вместе.

Вместе – всегда было для неё ключевым словом. Видимо, исключительно для неё.

Так что да, их результат можно назвать хорошим (до выдающегося им бы ещё несколько лет покататься по взрослым), даже перспективным (неизвестно, как бы оно повернулось в сеньорской карьере, но определённые имя, и репутация, и любовь судей у них уже были), вот только вряд ли кто-то станет бороться, чтобы сохранить этот результат. Тренеры и родители – за перемены, а федерации, по большому счёту, плевать: хороших пар при справедливом разделе хватило бы на три сборных команды. Среди юниоров подрастают новые лидеры, и если брат и сестра Август уйдут, то уже в следующем сезоне их лидерское знамя подхватят другие. Половина взрослой сборной – уверенная элита, мощнейший и стабильнейший топ, и не так уж и важно, с кем Олегу придётся обвыкаться в этой элите, с ней или кем-то ещё.

Её отсутствия никто не заметит.

Винтик. Деталь. Реквизит.

Морская пена, если вспоминать про Русалочку.

До ближайших Олимпийских Игр, до олимпийского сезона остаётся два года, и этого времени Олегу хватит на то, чтобы скататься с новой партнёршей, приблизиться к лидерам сборной и твёрдо, как вкопанным, встать на подхвате. А потом, уже в следующем цикле, когда ведущие пары страны, получив свои медали, закончат карьеру, останется только подойти и взять первый номер. А если ведущие пары страны не закончат, то можно будет просто подойти и побороться за этот самый первый номер, если не в первый же постолимпийский сезон, то потом, уже ближе к новой Олимпиаде…

Да, у Олега есть время… А вот есть ли хоть что-нибудь у неё?

И – нужно ли ей вообще, чтобы у неё хоть что-нибудь было?

Говорят, за пределами катка тоже есть жизнь и вроде как не слишком плохая. Жизнь, о которой она успела узнать не очень-то много, пусть и нельзя сказать, что нормального детства у неё не было. Но даже это не главное.

Суть в том, что ей, пожалуй, никогда не приходилось делать свой, самостоятельный выбор. Её отдали в фигурное катание, когда ей едва исполнилось четыре, о какой самостоятельности тут может идти речь? Больше того: её отдали в фигурное катание по остаточному принципу, просто чтобы было удобнее (хотя изначально планировали художественную гимнастику, а с выразительными руками, с её хрупким телосложением, как не раз отмечали эксперты, можно было бы и в балет).