На руинах
Шрифт:
— Полагаю, из-за отсутствия возможности, — невозмутимо ответил подполковник, — на прилавки должно было поступить мясо, конфискованное у кооператива Володина, но сегодня Баяндин ознакомился с результатами работы комиссии и отменил постановление о конфискации. Мясо возвращено кооперативу.
В голосе Авдиенко невольно прозвучали нотки злорадства. Гориславский растерялся от неожиданности.
— Отменил? Гм… И как же теперь разрядить ситуацию?
— Люди взволнованы и хотят с вами побеседовать — так побеседуйте. Мои ребята обеспечат вашу безопасность.
Час
Из здания вынесли аппаратуру, установили на специальные подставки, и председатель вскинул руку, призывая к вниманию.
— Товарищи, прошу меня выслушать! Поверьте, руководство города делает все, чтобы выправить ситуацию — в ближайшие дни в магазины поступят мясо и колбаса, а также будет завезено сливочное масло, это я вам обещаю. У меня самого талоны за два месяца не отоварены, жена ругается, говорит: пока снабжение не наладишь, буду тебя одной перловкой кормить.
— А трахаться она с тобой будет? — звонко выкрикнул из толпы молодой голос.
Народ посмеялся — то ли над шуткой председателя, то ли над выкриком наглеца. В продовольственные трудности жены Гориславского никто всерьез не поверил, да он и сам слегка проговорился — перловка в городе хоть изредка и появлялась, но за ней тоже нужно было будь здоров сколько простоять. Однако обстановка слегка разрядилась.
Затем выступил заместитель председателя, кандидат экономических наук Радкевич, долго рассказывал о том, что делается для нормализации обстановки. Говорил сложно, сыпал научными терминами, и хоть никто ничего не понял, но у людей родилось ощущение, что все и вправду не так плохо, потому что за них думает такой умный и ученый человек.
После Радкевича хотел было взять микрофон первый секретарь Журавлев, но Гориславский вежливо его отстранил и предложил высказаться «представителю городского населения». И протянул микрофон Агафье Тимофеевне Кислицыной.
«Жену бы твою в очередях поставить, — рвалось с уст Агафьи Тимофеевны, — да чтоб мордой потыкалась в пустые прилавки!»
И много еще чего хотела сказать пенсионерка Кислицына председателю горсовета Гориславскому, а под конец добавить длинное непечатное ругательство. Но не сказала и не добавила — помешало впитанное с материнским молоком чувство почтения к старшим по рангу. Вместо этого она для чего-то подала ему список очередников и робко пролепетала в микрофон:
— Сказали, мясо будет, а не привезли. Прокурор по телевизору обещал, люди с ночи стояли, список вот. Зачем обманули-то? По домам уже есть нечего.
Гориславский с торжественной важностью принял у нее список, всем своим видом выражая сочувствие к несправедливо обиженным очередникам, с чувством потряс мозолистую ладошку пенсионерки.
— Со всем этим мы разберемся, с прокурором Баяндиным вопрос выясним, и кто-то будет за все это крепко наказан. А продовольственную проблему в городе мы решим в кратчайшие сроки, еще раз обещаю вам это, товарищи.
Обнадеженный народ потоптался еще немного и начал расходиться. Возбужденная сознанием собственной значимости Агафья Тимофеевна шагала рядом со своей товаркой Марией Егоровной и рассуждала:
— Коли мы никогда высказываться не станем, так начальство никаких мер и не примет. Теперь время такое, что простым людям тоже свое слово надо иметь.
Всегда робевшая перед начальством Мария Егоровна восхищалась:
— Молодец ты все-таки, Агаша, все ему высказала, у меня б вообще язык отнялся, если б он мне микрофон дал.
На углу Советской и Коминтерна Агафья Тимофеевна распрощалась с приятельницей и отправилась домой. За спиной ее, казалось, выросли крылья, и она взлетела на свой этаж с легкостью пионерки, какой была шесть десятков лет назад.
Но уже на площадке тонкий нюх Агафьи Тимофеевны учуял застоявшийся запах горелого, и ее обуяли недобрые предчувствия. Ворвавшись в квартиру, она, прежде всего, бросилась на кухню и застыла на месте при виде открывшейся ее взору безобразной картины — на затоптанном полу валялись картофельные ошметки, плита была залита подгоревшим отваром, и в довершение ко всему из мойки торчала любимая эмалированная кастрюлечка, наполовину изгаженная, наполовину сожженная.
Как разъяренная фурия встала Агафья Тимофеевна на пороге комнаты Коли Тихомирова, и на голову его обрушилось длинное непечатное ругательство, изобретенное специально для председателя Гориславского, но так ему и не высказанное. Предусмотрительный Вася, как был с ферзем в руках, так и юркнул под стол, но Коля мужественно решил оказать сопротивление.
— Агафья Тимофеевна! — завопил он. — Выйдите вон, вы не имеете права вторгаться в мою комнату!
— Я тебя мордой в твое право! — грозно рыкнула она и швырнула перед ним на стол свою погибшую кастрюлечку. — Это что такое?
Кастрюлечка смела фигуры с шахматной доски и сшибла со стола бутылку с недопитым ректификатом. Бутылка при падении больно стукнула Колю по ноге, отскочила и разбилась, после чего по комнате пополз острый запах спирта.
— Крыса старая, гремучая! — вне себя от гнева закричал он, ухватил шахматную доску и изо всех сил метнул ее в сторону нападавшей.
Доска ударила Агафью Тимофеевну острым углом прямо в висок, и последним острым чувством ее была горечь — оттого, что нынче, впервые в своей горькой и нелегкой жизни, она ощутила себя человеком, а теперь вот должна так нелепо умереть от руки распоясавшегося нахального мальчишки, залившего плиту и спалившего ее любимую кастрюльку.