На румбе 202
Шрифт:
И сразу палуба ушла из-под ног. Витя повис на плечах товарищей, но Коля уже повернул задрайку на двери рубки — и ребята втолкнули Витю внутрь помещения.
После заливаемой водой палубы кубрик в первый момент показался Вите неприступной крепостью. Но очередной рывок катера — и он, взмахнув руками, птицей пролетел через кубрик и плюхнулся на деревянную койку. На койке, согнувшись, как перочинный нож, лежал человек. Инстинктивно выбросив вперед руки, он уперся ими мальчику в грудь. Прямо перед своим лицом Витя увидел страдающие глаза молодого парня. Вскрикнув от неожиданности, Витя сполз с койки на палубу. Человек застонал и закрыл глаза.
— Ну, чего испугался? — спокойно сказала Саня. — Это наш матрос Ваня Шилов. У него какие-то камни ходят в печенке. А когда они ходят, он вахту нести не может. Вот и лежит в кубрике, а я помогаю отцу.
Очередной вал разбился о борт катера. Из неплотно закрытого иллюминатора по борту полилась струя воды. Коля вскочил на койку и туго закрутил медный барашек. Под ноги ему попался Витин рюкзак.
— Это еще чье барахло тут валяется? — поддал он ногой рюкзак.
— Осторожно! — хватаясь за свои сокровища, оттолкнул юнгу Витя. — Наступишь, что от приемника останется? — Витя пробует подняться на ноги, но это не получается.
Внизу, в кубрике, качка была более стремительной, а спертый воздух явно располагал к морской болезни. Когда буксир, задрав нос, вылезал на волну, а потом словно проваливался в яму, Витя чувствовал, как у него внутри что-то обрывается. К горлу подступает противная тошнота. Побледнев, он тоскливо посматривал на деятельно носившуюся по кубрику Саню, которая прибирала рассыпавшиеся по палубе несложные столовые принадлежности и закрепляла их штормовым креплением.
Коля прильнул к иллюминатору. А что там увидишь, когда волны хлещут одна за другой.
— Еще издевался, — сказал Витя. — А все вышло как я и говорил.— Море! Шторм! Осталось наскочить на рифы и выброситься на какой-нибудь неисследованный остров, которого и на карте нет.
— Не нужно было свистеть! — отозвалась на Витину тираду Саня-хозяйка. — А теперь еще о рифах каркаешь!
— Витя!— отвернулся от иллюминатора Коля. — Капитан когда приказал нам быть? В восемнадцать тридцать? Если мы дальше пойдем к берегу, то не только в восемнадцать тридцать, а и вообще сегодня можем не попасть на «Богатырь». Ты на меня не обижайся, но ты пассажир, а я в команде. Сейчас на судне аврал, и я должен быть на своем месте. Я попрошу дядю Софрона вернуться к «Богатырю». А ты, если хочешь, с ними снова уйдешь на берег.
Мысль о том,, что скоро можно очутиться на «Богатыре» в теплой сухой каюте, показалась Вите настолько заманчивой, что даже тошнота вроде прошла.
Надев на плечи рюкзак, Витя заторопил товарища:
— Конечно! Проси скорей. А на берег и в другой раз успеем.
Коля по винтовому трапу поднялся в рулевую рубку. Софрон стоял на руле и, непрерывно вращая штурвал, с трудом удерживал буксир на курсе. Резкие рывки буксирного каната дергали судно назад, В сплошном водяном буруне смутно различались кунгасы.
— И не проси! Невозможно! — ответил на Колину просьбу шкипер.— Ты что, не видишь, в каком положении кунгасы?
— Но я должен, должен быть на своем судне, — упрямо повторял юнга.
— Я, парень, тоже должен уже быть на берегу. Да не получается так. Надо было за два часа до «Зари Востока» дойти, а мы где болтаемся? Когда теперь доберемся, не видно. Саня! — крикнул он в кубрик. — Готовь харчи кунгасникам. Живо!
— Сухим пайком? Сейчас! — отозвалась Саня.
Витя с завистью смотрит, как легко двигается девочка по кубрику, укладывает продукты в резиновые мешки, как будто у нее под ногами не качающаяся палуба, а твердая земля.
— Да спирту положи по фляжке на кунгас, — донеслось снова из рубки. — Люди там сейчас очень в этом подкреплении нуждаются. Э. . . Да ты никак плакать собрался, морячок? Тю!
— Нет, я не плачу. . . — глотая подступившие слезы, заговорил Коля. — Где вы видели, чтоб матрос... почти матрос... юнга нюни распускал? Я только прошу!
— Не вернусь. Не проси! — категорически отрубил шкипер,— Будь я без груза, может, упросил бы. А с грузом. . .
Софрон не сказал Коле, что он изменил курс и караван идет сейчас совсем не в «Зарю Востока». Идти дальше своим курсом лагом к зыби было невозможно: волны заливали кунгасы. Развернув буксир носом против волны, шкипер повел караван в сторону от своего поселка, вдоль сурового камчатского берега. Находиться в штормующем море с тремя кунгасами на буксире, конечно, очень опасно, но идти прежним курсом — людям верная гибель.
Шкипер передвинул рукоятку поста дистанционного' управления и еще сбавил ход. В такой обстановке важно только двигаться.. Горючим заправились с вечера — должно хватить надолго. Главное, двигаться вперед без остановки. Главное, чтобы не забарахлил двигатель.
Хотя Софрон и окончил за зиму курсы механиков, но все же был не очень уверен в своих познаниях. Это не то что его основное, штурманское дело, где все просто и ясно, где позади многолетний практический опыт. Он как шофер-любитель: машину ведет, можно сказать, отлично, а ее болезни, ее характер остаются для него тайной.
Одно он знал наверняка: остановки быть не должно. Остановка машины — это смерть для доверившихся ему людей на кунгасах, это выброшенный на скалы буксир, на котором, находится самое дорогое, что у него есть в жизни, — дочка его, Саня-хозяйка.
Посмотрев на стрелки приборов, показывающие обороты двигателя, давление и температуру охлаждающей воды и масла, он решил, что все как будто нормально.
— Вот шторм как усилится, вы все равно весь груз за борт выбросите. Не сбудете же вы соль жалеть, когда... — начал было снова юнга.
— Соль! — перебил Софрон. — Да ты понимаешь, что значит для рыбаков соль? Да по мне лучше самому за борт, чем оставить артель без соли. Без соли вся рыбацкая работа насмарку. Соль везут к нам за тысячи миль. . . Валяй-ка, друг, в кубрик, не мельтеши перед глазами.
Опустив голову, Коля вернулся в кубрик.
— Ну-ка, помоги! Порежь на кусочки, им на ветру это несподручно,— протянула Саня балычки горбуши Вите.
Он пробует перочинным ножом разрезать твердую рыбину. Нож не режет, а скользит по хребту; руками разорвать, что ли?