На сцене и за кулисами
Шрифт:
Бедняга еще больше помешался; только что я подумал об этом, как он огорошил меня вопросом:
— Скажите по правде, я сумасшедший?
Ужасно бывает неловко, когда сумасшедший задает вам такие вопросы. Что отвечать в таких случаях? Не успел я сообразить, что ответить, как он продолжал:
— Многие говорят, что я сумасшедший; я слышал это собственными ушами. Даже если бы это было правдой, то и тогда некрасиво с их стороны бросать в лицо джентльмену подобные упреки, но это неправда — я не сумасшедший. Скажите откровенно, что, по-вашему, я сумасшедший?
Застигнутый врасплох, я ухватился за виски и сделал несколько глотков, запивая водой, стараясь
— По моему мнению, вы немного эксцентричны, но…
— Вот-вот, — перебил он меня взволнованно, — эксцентричен, согласен, а они называют меня сумасшедшим. Но, уверяю вас, это недолго будет продолжаться — они скоро узнают мое настоящее имя. Тогда они перестанут называть меня сумасшедшим. Сумасшедший! Ну не дураки ли они после этого, когда не могут отличить здравого человека от сумасшедшего?
Я докажу этим дуракам, идиотам, болванам, кто из нас сумасшедший. «От сумасшествия до гениальности всего только один шаг». Кто сказал это, тот был гений, а они, наверно, назовут его сумасшедшим. Уверяю вас, что все они дураки, ужасные дураки. Как же их назвать после этого, если они не могут отличить гения от сумасшедшего?
Хорошо, что в это время никого не было в ресторане, а то бы его страстная речь привлекла всеобщее внимание. Он хотел было декламировать мне отрывки из своей любимой роли — Ромео, но я удержал его, обещав прийти к нему вечером и прослушать всего Ромео.
Когда мы собрались выходить, я сунул руку в карман, чтобы вынуть деньги и заплатить, но оказалось, что он опередил меня и уже положил деньги на конторку. Как я ни уговаривал его, он ни за что не хотел взять назад деньги на том основании, что три месяца тому назад я как-то угощал его. Получая несчастные шесть шиллингов в неделю, он был горд, как Крёз, имеющий шестьдесят тысяч годового дохода. Так он заплатил восемнадцать пенсов и расстался со мною, взяв с меня слово, что я приду к нему вечером.
— Не взыщите, — сказал он на прощание, — квартира у меня не шикарная, но ведь трудно ожидать особенных удобств от холостого помещения. Для настоящего моего положения она годится.
Хотя слушать сумасшедшего, как он будет декламировать всего Ромео, не очень-то веселое времяпрепровождение, тем не менее я не хотел разочаровывать бедного товарища и решил пойти к нему после театра, где я сидел и ощущал радостное сознание, что для моего увеселения на сцене люди волнуются и работают.
После спектакля я пошел по данному мне Маком адресу. Квартира его помещалась где-то на задворках. Дверь была отворена настежь, несмотря на то что было уже за полночь. На лестнице лежал, свернувшись клубочком, ребенок, а в узком коридоре спала женщина. В темноте я наткнулся на нее, но она, очевидно, так к этому привыкла, что только подняла голову и сейчас же опять заснула. Мак предупредил меня, что живет на самом верху, поэтому я поднимался до тех пор, пока не кончилась лестница и идти было некуда. Тут я остановился и, увидев через замочную скважину свет, вошел в комнату. На сломанной кровати сидело какое-то фантастическое существо в ярком костюме, с длинными локонами, рассыпавшимися по плечам. Сначала я не мог понять, кто это такой, но потом сообразил, что это Мак приготовился к роли Ромео, и вошел в комнату.
Я еще утром заметил, что Мак не такой, как всегда, но теперь, когда увидел его встревоженное лицо с грустным-грустным отпечатком и его большие, дико блуждающие, подведенные глаза, положительно испугался за него.
Он протянул мне свою белую, сухую руку, но продолжал сидеть.
— Простите
Я уложил его в кровать и укрыл валяющимся тут же старым тряпьем. Он полежал несколько минут, потом посмотрел на меня и сказал:
— Я не забуду вас, Л., когда сделаюсь знаменитым и могущественным. Вы были так любезны со мною, несмотря на мою бедность, я никогда этого не забуду. Мне скоро представится удобный случай, очень скоро, и тогда…
Он не окончил этой фразы и стал бормотать отрывки из своей роли, а через несколько минут заснул. Я осторожно вышел из комнаты и пошел за доктором. К счастью, мне удалось довольно скоро найти одного доктора, и вместе с ним я вернулся на чердак к Маку. Он продолжал спать; потом, рассчитавшись с доктором, я ушел домой, потому что на следующий день должен был выехать с ранним утренним поездом.
С тех пор я не видал больше несчастного Мака. Люди, которые живут всю жизнь на шесть шиллингов в неделю, недолго собираются умирать, раз пришли к убеждению, что пора умирать; так и безумный Мак, два дня спустя после того как я был у него, нашел удобный случай и отошел в вечность.
Глава XIII
Квартиры и квартирные хозяйки
На Восточной железной дороге меня в первый раз заставили приплатить за багаж, и с тех пор я ненавижу эту линию железных дорог. Я не спорю, что моя корзина весила больше того количества фунтов, которое полагается провозить даром на один пассажирский билет, но актеры своими постоянными путешествиями приносят так много доходов железным дорогам, что правление железных дорог смело могло бы делать им льготы. Однако служащие на станции Бишопсгейт были неумолимы.
Напрасно я старался уверить их, что моя корзина «легка, как перышко». Они поставили ее на какую-то шаткую, небольшую платформу, подвигали вправо и влево какую-то штучку на перекладине и потом подали мне какой-то дурацкий счет в 4 шиллинга и 4 пенса; я, конечно, отказался принять его и объяснил, что он мне совсем не нужен, и потому они могут его оставить себе на память, но все мои штуки и уловки не помогли, пришлось заплатить требуемую сумму.
Наконец, в полдень я прибыл на место своего назначения, в небольшой торговый город. Такого мертвого и безлюдного места я в жизни своей никогда не видал.
Вообще, все восточные города Англии не отличаются оживленностью и многолюдством, но этот превзошел всех своим полнейшим отсутствием жизни. На вокзале не видно было ни одной живой души. На дворе одиноко стоял кэб, запряженный хромой клячей, уныло опустившей голову и согнувшей передние ноги; кучера же нигде не было видно поблизости.
Должно быть, отчаянный дождь, ливший в это время, смыл его с лица земли. Оставив вещи на вокзале, я отправился прямо в театр.
Две или три зеленые афиши расклеены были на углах; я поинтересовался, что там напечатано, и прочел следующее: «Театр Рояль доводит до сведения публики, что на днях поставлен будет на сцене «Ричард III» и «Свидетель-идиот», в исполнении известного всему миру трагика (такого-то) из Друрилейнского театра. Просят не опаздывать». В театре я нашел всю труппу в сборе; очевидно, тоскливый, унылый вид города отразился и на ее настроении. Все они страдали насморком и поминутно чихали и сморкались, а у «известного всему миру трагика из Друрилейнского театра» раздуло щеку.