На Севере дальнем

Шундик Николай Елисеевич

— Моя, моя собака. По вине твоего отца погибло сорок оленей, и мне пришлось рассчитываться за них перед Стивен­соном! Очер теперь мой, понимаешь?

Чочой молчал, опустив голову.

— Так где же собака, я тебя спрашиваю? — не унимался Кэмби.

— Я не знаю, где Очер. Поищите — может, найдете, — ти­хо сказал мальчик.

Кэмби шумно потянул носом воздух, повел вниз-вверх бро­вями и пошел в хижину Таичи.

Три дня искал собаку Кэмби. Мальчики могли навещать Очера только тайком. Они хорошо знали, что ждет их, если

убежище собаки будет раскрыто, и с нетерпением ждали воз­вращения Гоомо.

На четвертый день Том сказал Чочою:

— Ты не ходи к моей хижине. Собаку я сегодня сам на­кормлю и напою. Если они поймают тебя, то станут бить.

— Они и тебя будут бить, — горестно ответил Чочой.— Лучше пойдем вместе, все же не так страшно.

Однако Том сделал по-своему. Под вечер он завернул в тряпку кусок моржового мяса для Очера и отправился обход­ным путем к своей хижине.

Холодный ветер дул прямо в лицо Тому. Шел дождь по­полам со снегом. Небо было покрыто свинцовыми тучами. Тя­желые волны сшибали одну с другой огромные льдины, дробя их в куски. Над морем стоял грохот.

Том, стараясь быть незамеченным, нагибался как можно ниже; подойдя к хижине, прижался к ее стенам. Вот он, слов­но тень, ловко взобрался по мокрой, скользкой лестнице на чердак...

Очер бросился с привязи к нему навстречу, жалобно за­скулил. У Тома тревожно сжалось сердце. В два прыжка он очутился возле собаки, схватил ее руками за челюсти. Очер вырвался, встал передними лапами на колени Тома и про­тяжно завыл.

— Не надо, не надо так. Слышишь, не надо... — вполго­лоса умолял мальчик собаку, чутко прислушиваясь к тому, что происходит на улице.

Быстро развернув мясо, Том положил его перед собакой. Очер обнюхал мясо, но есть не стал.

— Ты, наверное, Чочоя хочешь видеть? — спросил Том.

Очер рванулся с привязи и снова завыл громко, порой пре­рывая свои завывания жалобным лаем.

Том был в отчаянии. Два чувства боролись в нем: убежать, пока Кэмби и его сыновья не услыхали воя Очера, и второе — остаться и как-нибудь успокоить Очера, чтобы он не выдал своего убежища.

— Замолчи, ну замолчи же, Очер! — умолял Том соба­ку.— Ведь тебя же в поселке услышат, мистер Кэмби заберет тебя, и ты больше никогда не будешь играть с нами. Чочой страдать будет, да и я люблю тебя, как человека...

Но Очер был неумолим. Том метался по чердаку, не ре­шаясь убежать. «Если я уйду, он еще сильнее станет выть», — подумал Том, бросаясь перед Очером на колени и хватая его за челюсти.

И вдруг сердце Тома дрогнуло: ему почудился голос Дэ­вида.

Заскрипела лестница. Том в ужасе попятился в угол чер­дака. Почувствовав чужого человека, собака зарычала.

— Здесь! — закричал Дэвид, и в ту же минуту показалась его голова.

Дэвид с минуту всматривался в чердачный мрак и наконец заметил расширенные, полные ужаса глаза Тома. На лице Дэвида появилась недобрая усмешка. Он сделал резкий шаг вперед, но, услышав сердитое рычание Очера, снова остано­вился.

— Ну, что там? — послышался голос Адольфа.

— Лезь, лезь сюда, — усмехаясь, сказал Дэвид, не отры­вая своего взгляда от огромных неподвижных глаз Тома.

Адольф несмело переступил порог чердака.

— Вон, видишь? — спросил его Дэвид, указывая рукой на Тома.

— Э-те-те, те-те... — только и мог сказать Адольф.

Сжимая кулаки, братья Кэмби приближались к маленько­му негру. А Том, втянув голову в плечи, все плотнее и плотнее жался в угол чердака, мысленно призывая на помощь отца, Чочоя и его дядю Гоомо.

— Вор! Грязный негр, вор! — взвизгнул Адольф, делая еще шаг в сторону Тома.

Очер рванулся с привязи, оскалив клыки. Адольф отсту­пил и, вдруг повернувшись, побежал к выходу, громко крича:

— Сюда, сюда! Мы поймали вора! Грязный негритенок-вор украл нашу собаку!

Рассчитав расстояние так, чтобы его не достала собака, Дэвид опустился на корточки и тихо спросил с той же не­доброй ухмылкой на лице:

— Ты слышишь, черномазый, о чем оповещает людей мой брат Адольф?

Тот открыл рот, хотел что-то сказать, но голос у него пе­рехватило. Он откашлялся и наконец сказал:

— Я... я не вор. Я спасал Очера...

Дэвид засмеялся и переспросил:

— Спасал Очера? От кого же ты его спасал?

Том поднялся на колени и, прижав дрожащие руки к гру­ди, заговорил горячо, быстро, порой всхлипывая, глотая слезы:

— Я не вор! Нет, я не вор! Не надо меня трогать... не троньте меня, я вас умоляю... У меня отец без ноги... Ведь ты же человек, Дэвид, а? Ты же видел, что у отца моего деревян­ная нога... Он старый, совсем старый, он не сможет жить без меня. Умоляю вас, пощадите меня!

Ноздри Дэвида раздувались. Чувствовалось, что смот­реть на объятого ужасом мальчика-негра для него было огромным наслаждением. А Том продолжал:

— Отпусти меня, Дэвид... Я умоляю тебя!

— Отпустить тебя?

Глянув на собаку, Дэвид понял, что к мальчику она не подпустит.

— Ну-ну, беги из своего угла. Твои горячие слова разжа­лобили мое сердце. Я готов отпустить тебя...

В глазах Тома мелькнул проблеск надежды. Он быстро встал на ноги, сделал нерешительный шаг и, пытаясь улыб­нуться, спросил:

— Это правда, Дэвид, а? Ты меня не обманешь? Ты меня не тронешь, а? Ведь ты же человек, Дэвид!.. У меня отец с деревянной ногой, ему помогать надо...

— Иди, иди! Конечно же, я человек, — ответил Дэвид.

Том втянул голову в плечи и бросился мимо Дэвида. Но тот вскочил и что было силы ударил мальчика точно таким же ударом, как били гангстеры из только что им прочитанной книги. Том упал навзничь. Очер рванулся вперед и с гром­ким лаем забился на привязи. У хижины послышались шаги, сердитые возгласы Кэмби, Адольфа и еще доброго десятка американцев.