На шпильках по джунглям
Шрифт:
– Разбить их банду! – зашумели все вокруг.
– Нечего их жалеть!
– Они вторглись на нашу землю!
– Мы имеем право защищаться!
Прозвучали даже и такие возгласы:
– Перестрелять их всех, как собак!
– Они хуже собак! Вреда от них больше!
Трудно было предположить, что речь идет о живых людях, на которых работники Пэм собирались устроить настоящую охоту.
– Это война, и не мы первыми ее начали!
Как уже поняли оторопевшие подруги, кроме воинственно настроенных работников с фермы Пэм, тут собрались многие из ее
– Эти свиньи вынудили меня отдать им половину моей земли. Шут с ними, пусть забирают. Но разве они на этом успокоились? Стали жить и трудиться честно, как подобает добрым соседям? Ничего подобного, они стали воровать и пакостить. А вот этого я простить уже не могу!
– А мою дочь изнасиловала банда этих мерзавцев. Хорошо, что мы с сыновьями подоспели вовремя, пристрелили всех, кто не удрал. Но девочка все равно уже порченая. Кто теперь возьмет ее замуж? Жених от нее отвернулся, его семья поддержала парня. И все по вине этих негодяев!
И таких историй было множество. У каждого из пришедших на ферму Пэм людей были свои счеты к черным мародерам. И всем этим людям не терпелось отомстить наглецам. Сегодня на повестке дня стояло стадо угнанных у Пэм бычков, тяжело раненные пастух и охранник – оба они были сыновьями окрестных жителей. И это уже не говоря о сожженном загоне, про который вообще упомянули лишь единожды.
– Нечего откладывать дело в долгий ящик. Уже стемнело.
– Эти мародеры вышли на свой промысел.
– Ребята, оставленные у Малого Холма, только что доложили мне, что видели какое-то движение чуть ниже. Уверен, это и есть те, кого мы ждем.
Выслушав своих работников и соседей, Пэм кивнула головой:
– Прямо сейчас и выступим. Эй, дайте мне ружье! Я с вами, ребята!
Люди ответили хозяйке самой большой фермы в округе ликующими криками. Крис тоже вызвался поехать с Пэм. А вот Петрес хоть и не отказался от участия в вылазке, но все же счел нужным напомнить:
– Кто-то должен остаться в доме вместе с женщинами.
– Нам дорог каждый, кто способен держать в руках оружие.
– Но нельзя забывать и про осторожность.
Пэм кинула на брата презрительный взгляд – осторожность была явно не ее коньком, – но протестовать не стала.
– Ты предложил, ты и оставайся для охраны женщин и детей.
Пэм могла быть щедрой. У нее и так было много помощников, она вполне могла обойтись без одного новобранца.
Итак, вся компания с гиканьем и улюлюканьем унеслась прочь, а Петрес покачал головой:
– Они так распугают всех черных на много миль вокруг. Ничего у них не получится, если только черные сами не сунутся им навстречу.
– А как ты бы повел военную кампанию?
– Для начала я попытался бы договориться с теми племенами, которые еще не испорчены цивилизацией.
– Это ты говоришь про тех, что хранят дома черепа своих предков?
– Нет, – засмеялся Петрес. – Окрестности Кимберли уже достаточно цивилизованы.
– А ты стратег, – восхитились подруги.
– Я много путешествовал, – скромно отозвался Петрес. – И много читал. И хотя я не люблю черных, вы это, наверное, заметили, я отдаю им дань уважения. Нельзя презирать того, кто живет с тобой бок о бок. До того как начать войну, надо попытаться понять соседа.
Но это было мнение единого. А подавляющее большинство, как видели подруги, придерживались позиции Пэм. И сейчас, гикая и размахивая ружьями, неслись сквозь темноту.
Однако подруги не могли ничего изменить. И следом за Петресом они вошли в хозяйский дом, который оказался очень красивым, выстроенным в колониальном стиле. От его крыльца в обе стороны тянулись два крыла.
– В левом крыле теперь живет прислуга и работники. А правое крыло целиком занимает Пэм и те гости, которые к ней приезжают.
Дом был двухэтажным и очень просторным. Было видно, что когда-то его строили с расчетом на большую и дружную семью.
– Тогда наша страна была раем для белых. Черные знали свое место. Ну а заставить их работать можно было с помощью кнута и пряника.
Простодушные негры легко позволили обратить себя в рабство. Они даже не поняли, как случилось так, что теперь они должны работать на белых большую часть дня. И лишь в редкие выходные или по вечерам могут отдаться своим любимым занятиям – песням и пляскам.
– Но зато за свою работу они получали достойную старость и их дети больше не умирали от голода в плохие годы.
Да и работники на ферме Пэм, казалось, вовсе не считали, что в отношении негров была допущена какая-то несправедливость.
– Они получали все необходимое. За больными и старыми ухаживали. На улицу их никто не выгонял. Мы любили своих негров и знали к ним подход. Но эти… они какие-то все бешеные. Забыли все то добро, что мы для них сделали. Напридумывали себе какие-то несуществующие обиды, и понеслось…
Работали на ферме у Пэм преимущественно белые. Те немногочисленные черные слуги, которые тут были, остались еще с прежних времен. Их дети не захотели жить в услужении у белой хозяйки, отправились в город за лучшей долей. А у стариков идти куда-либо уже не было сил. И они остались с Пэм, вряд ли принося той прибыль, а скорее вися на ее шее тяжким грузом. И тот факт, что Пэм все-таки не выгнала стариков, а оставила в доме, в котором они родились и выросли, лучше другого говорило о том, как любит Пэм свой дом и все то, что с ним связано.