На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре
Шрифт:
— В каком он номере?
— Двадцать семь.
Алексей отпустил лацканы пиджака портье.
— К нему кто-нибудь приходил ближайшие полчаса?
Портье испуганно моргал.
— Нет, — ответил он, — ночь ведь. Что теперь, а?
— Что и должны сделать, сообщите в полицию, — сказал Глебов и устремился вверх по лестнице.
Швейцер стоял перед столом. Лампа тускло освещала то, что лежало перед ним — материал, необходимый для бомбы. Швейцер устало начинял очередную бомбу. Он сонно потер глаза. Нужно торопиться — ведь время поджимало.
Швейцер достал папиросу и огляделся в поисках спичек. Затем вспомнил, что отдал их Савинкову. Нахмурился. Он осуждал такие убийства, что совершил или совершит сегодня Савинков. Но время, революция требовали таких жертв. Со злом нужно бороться любыми способами, жертвы себя оправдают. Взять, к примеру, французские революции.
Швейцер зевнул. Вернулся к своему занятию. Его не покидала тревога. Чувство опасности. Чтобы отогнать сонливость и дурные мысли, он стал напевать куплетик венской песенки, всегда вертевшейся у него на языке:
Durch die Gassen Zu den Massen……Глебов шел по коридору, освещенному лишь двумя тусклыми лампами. Двадцать седьмой номер. Где же этот чертов двадцать седьмой номер?! На каком этаже? Ничего невозможно было разглядеть в полумраке.
И тут Алексей услышал куплет песенки, звучавший совсем тихо, едва уловимо. Он медленно двинулся по коридору, приблизился к двери, прислушался. Положил руку на ручку двери. И вдруг вспомнил сон. Фрагменты кошмара пронеслись перед глазами: Швейцер возле стола, напевает песенку, затем оборачивается, из его рук выскальзывает капсула, падает, разбивается и…
Алексей развернулся и кинулся прочь. Раздался оглушающий грохот, взрывная волна подхватила его и бросила на стену.
Взрыв прогремел как гром среди ясного неба. С четырех этажей «Бристоля» полетели стекла, камни, доски. Из дыр, образовавшихся в стенах, повалилась ломаная мебель, кучей вниз ухали кирпичи, смешанные с пылью. Рядом со скрипом рухнула решетка.
Случайные прохожие, оправившись от испуга, устремили любопытствующие взгляды на последствия взрыва. Из отеля стали выбегать полураздетые жильцы. Портье, схватившись за голову, метался из стороны в сторону. Вскоре подъехала полиция и стремительно создала оцепление.
Из прибывшей кареты вышел Малышев. На ходу запахивая пальто, он окинул взглядом пострадавший от взрыва «Бристоль» и направился к портье.
Прибыв из Петербурга, Лиза вела себя сдержанно и замкнуто, но стоило ей остаться одной в своей комнате, она упала на кровать и зарыдала. Слезы лились из глаз нескончаемым потоком. Все, что было, рухнуло, от брака остались одни обломки.
В дверь тихонько постучали. Она зажала рот ладошкой.
— Лиза, вы плачете? — услышала она голос Николая.
Лиза молчала.
— Лиза, я слышал, как вы рыдали, — настаивал он. — Я позову Катю.
— Нет, я не плачу, — смогла ответить она.
— Зачем вы говорите мне не правду?
— Хорошо. — Лиза встала и открыла дверь. Шмит увидел ее заплаканное лицо. — Довольны?
— Чем я могу быть доволен?! Тем, что вы несчастны?
Лиза отвернулась. Шмит молчал, затем вошел в ее комнату.
— Это не допустимо, — воспротивилась она.
— Недопустимо то, что вы плачете.
— Вы подаете плохой пример своим младшим сестрам и брату.
Шмит не ответил, сел на подоконник и задумчиво уставился на нее. Лиз вздохнула, поправила помявшееся платье и опустилась в кресло.
— Лиза, выходите за меня замуж.
Лиза вздрогнула и обернулась.
— Зачем вы так, опять?
— Я хочу сделать вас счастливой. Вы созданы, чтобы вас любили, носили на руках, боготворили.
Лиза невольно рассмеялась:
— Вы так влюблены, что заговорили стихами?
— Вы достойны того, чтобы о вас говорили стихами, — упрямо ответил он.
Лиза горько вздохнула, но на душе от его слов полегчало.
— Спасибо вам.
— За что?
Лиза не ответила. Шмит повернулся к окну. Помолчал.
— В фабричной амбулатории сегодня были первые пациенты, — сказал он.
Лиза оценила то, что он сменил тему разговора.
— Да? И как? — Ей действительно было интересно.
— Доктор сказал, что без помощницы будет очень туговато. Он спрашивал о вас в надежде, что вы не оставите его в столь трудные минуты, а может месяцы.
Лиза улыбнулась:
— Конечно же, нет, как вы могли только подумать!
Они проговорили до утра. Когда за окном стал оживать город, Шмит отправился к себе. Открывая ему дверь, Лиза улыбнулась. Он повернулся к ней:
— Желаю вам спокойной ночи.
Лиза хотела ему ответить, но вдруг побледнела: сердце в ее груди замерло, скакнуло, ударилось о ребра так, что отдалось по всему телу болью. В глазах потемнело, и она стала падать.
Шмит подхватил ее.
— Жив! — воскликнул тот. Затем окинув взглядом с ног до головы, подхватил под локоть. — Пошли.
Малышев провел его через толпу, усадил в свой экипаж и сел рядом. Алексей молчал. Экипаж тронулся с места.
— Куда ты меня везешь? — спустя некоторое время спросил Глебов.
— Ну, наконец-то! Заговорил.
Алексей недоуменно посмотрел на него.
— Неужели я так плохо выгляжу? — уныло усмехнулся он. Или ему показалось, что усмехнулся? Тело не желало больше слушаться.
— Да, вид у тебя еще тот.
— Так куда ты меня везешь?
— В клинику…
— Мне не нужен доктор.