На службе у олигарха
Шрифт:
— Иза, чем она тебе так досадила? Вроде безобидная.
— Жалко стало? Понимаю. Такая свежая дырочка ускользнула. Не строй иллюзий, лапочка. Какая она целочка, спроси у Вовки Трубецкого.
— Иза, ты же знаешь, я не люблю, когда ты такая.
— Какая?
— У тебя добрая, нежная, чистая душа. Все твои приколы, показной цинизм — это всё наносное, не твоё. На самом деле ты только и мечтаешь, как бы поскорее уйти в монастырь.
— Ну, залудил, Витюня! Да если бы я об этом мечтала, я бы давно отравилась.
— Послушай, а что всё-таки собой представляет Патиссон? Никак не могу разобраться. Он действительно профессор?
— Монстр и
— Ты с ним спала?
Изаура помедлила с ответом, легла поудобнее, готовясь начать привычное священнодействие любви.
— Почему спросил?
— Я его боюсь.
— И правильно делаешь… Спала? Да, дала ему разок из любопытства. Прокусил вену и высосал пинту крови.
Чтобы я не усомнился, показала шрам чуть повыше запястья, две красные чёрточки, действительно, как след укуса…
Лучше всех, без фарисейства и увёрток, относился ко мне Гата Ксенофонтов, особенно после того, как я подписал долговое обязательство. Не скрывал, что видит во мне загнанную конягу, которую не сегодня завтра обязательно пристрелят.
— Смотрю на вас, малохольных, — пуча тёмные глаза, скосив их к переносице, как бы прицеливаясь, говорил он, — чудно становится. Писатели разные, артисты тоже. Политики с…ые. Трепло всякое. Я раньше тоже, бывало, сяду у телика, развешу уши и слушаю вашего брата. Жу-жу-жу, жу-жу-жу! После скумекал: такие, как вы, Россию и заболтали. Отдали на съедение крысам.
Гата любил подковырнуть, он был прирождённый полемист и единственный человек в поместье, с кем не страшно было спорить, хотя как раз он мог придавить меня одним пальцем, точно мошку.
— По-твоему, единственное достойное занятие для мужчины — убивать, так выходит?
— Не обязательно. Мужик должен строить, землю пахать, делать что-то полезное. Ну а коли понадобится, конечно, защищаться. Близких защищать. А как же…
— От тебя ли слышу, Гата? Тебя учили родину спасать, а ты к Оболдую нанялся ворованные деньги охранять.
Смутить Гату ни разу не удалось.
— Думаешь, уел, писатель? Хорошо, давай разберём вопрос научно. Да, служу пока олигарху, но ведь цыганское счастье переменчивое. Случись что с хозяином, как полагаешь, кому перейдёт добро? Лизке твоей? Навряд ли, Витя. Государству вернётся, откуда изъято… Теперь возьмём тебя. Ты подрядился о нём поэму состряпать. Как о герое капитализма. Наврёшь, как водится, с три короба, и получится, хозяин — святой человек, мухи за всю жизнь не обидел и людоедством отродясь не занимался. Детишки книжку прочтут, поверят по малолетству. Пример станут брать. Теперь скажи по совести: кто из нас больше подлец — ты или я?
Он был прав на все сто процентов, возразить было нечего…
Многое пронеслось в голове, пока слушал наставления Оболдуева, а он говорил следующее:
— Допустим, ты убийца, допустим, я тебя скрываю от правосудия. По юридическим понятиям, становлюсь как бы твоим сообщником, верно? Но это только часть правды. Другая правда в том, что я тебя спасаю, даю шанс снова стать человеком. Почему так делаю? Да потому, что ты не прирождённый убийца, не маньяк какой-нибудь серийный. Алчность погубила, польстился на крупный куш, с кем не бывает. Человек слаб… Какой прок оттого, что посадят? В тюрьме люди озлобляются, тем более из тебя, как из писателя, сразу сделают петушка. Будешь ублажать уголовников. Разве это тебя исправит?.. Теперь посмотрим, как ты опишешь этот эпизод в книге, какую правду поставишь наперёд. Ту, что покрываю убийцу, или ту, что человека воскрешаю к праведной жизни. Ну, ответь?
— Я никого не убивал, Леонид Фомич. Это навет.
— Так вот… — Оболдуев положил в рот клубничину, предварительно повозив в блюдце со сметаной. Почмокал, проглотил. — Так вот, постарайся запомнить. Правда души всегда главнее правды поступка. На этом должно быть построено жизнеописание, можно сказать, суть книги — жизнь души, а не факта… А что получается у тебя? Ну хотя бы в этом отрывке. Написано бойко, ничего не скажешь, читается с интересом. Но какая мораль? Действительно, когда я был старостой класса, требовал, чтобы никто не нарушал дисциплину, а если кто провинился, чтобы платил по десять — двадцать копеек. Да, помогал Жорик Костыль, будущий главарь мытищинской группировки. И какой ты делаешь вывод? Ну ка, прочти, как там у тебя?
Я нашёл требуемое место и со вкусом прочитал:
— «Наверное, записной радетель морали расценит этот эпизод негативно, но внимательный, умный читатель безусловно отметит, как рано в Лёнечке Оболдуеве, отличнике и острослове, забродила рыночная закваска, впоследствии приведшая его на вершину финансового Олимпа. Его деятельная натура не вмещалась в рутину совковых представлений, он искал, пусть пока на ощупь, свой собственный путь…»
Оболдуев поднял руку.
— Ишь как завернул… И ведь всё пустословие, смешал всё в кучу, а сути не ухватил. От чего все нынешние беды в государстве, как думаешь?
— От бедности?
— Пусть от бедности. А бедность от чего? Думаешь, как вонючие газетёнки пишут, Чубайс с Гайдаром ограбили народ и в этом вся причина? Тогда почему им так легко это удалось? Нигде во всём мире не удалось, а у нас — пожалуйста. Почему?
— Православный народ доверчивый…
— Чушь, бред… Вся беда в беспределе, в разрушительном начале. Человечишка вообще создание путаное, мерзопакостное, а руссиянин вдвойне и втройне. Раб и бандит в одном лице. Ему дали волю, он и закусил удила, поскакал вразнос во все концы, а те, кто поумнее, конечно, воспользовались.
— Леонид Фомич, не вижу связи…
— Погоди, не гони… Научись, Витя, внимательно слушать, иначе останешься пустоцветом. Что такое беспредел? В общем смысле, а не только бандитский, как в кино показывают. Объясню популярно, раз ты такой бестолковый. Допустим, ты убийца…
— Вы уже этот пример приводили, Леонид Фомич.
— Допустим, ты убийца. Другой человек — строитель или учёный, третий — бизнесмен, и так далее. У каждого сословия свой устав. У слесаря — один, у врача с учителем — другой. По одному общему уставу они жить не смогут, получится бардак. Но кто свой собственный устав нарушает, из своей житейской ниши выскакивает, тот уже маленький беспределыцик, несущий в себе вирус смуты и анархии. Вернусь к твоей главке. У школьников тоже есть свой устав, свои обязательные правила игры. Не нарушай дисциплину, учись хорошо, слушайся старших и так далее. Кто не подчиняется, того надо жёстко образумить, для его же пользы, ибо в нём подспудно зреет будущий беспределыцик. Маленький Лёнечка, как ты написал, раньше других, острее других это почувствовал и пытался помочь одноклассникам, как умел. Дело не в детском рэкете, не в копейках, не в рыночной закваске — тьфу, как тебя повело, — а в природной тяге к справедливости и порядку. У тебя об этом ни слова. Значит, соврамши, а за враньё писателям деньги не платят. То есть платят, конечно, но не я.