На службе у олигарха
Шрифт:
В первый раз, когда банкир отрубился, они с Ваней тщательно обследовали его от пяток до макушки, ища подслушку. Банкир оказался чистым. «Ничего не значит, — заметил Ваня. — Надо брюхо вскрыть. Им в брюхо часто засовывают». «Тебе-то, шпингалет, откуда знать?» — удивился Митя. «Тимуровец» не ответил, потому что начал задыхаться. Его часто теперь корёжило и ломало. Митя оставил его при себе с условием, что тот откажется от наркоты. Ваня с радостью согласился и тем самым обрёк себя на адские муки. Климов жалел страдальца, готов был взять условие назад, но «тимуровец» проявлял какое-то патологическое упрямство, словно в нём ожили гены предков. Когда пришлые девки кололись при нём, дразнили, лишь гордо отворачивался.
… По телефону ему передали кодовую фразу — место и время встречи. В половине двенадцатого на пересечении проспекта Троцкого (бывший Комсомольский) и улицы Алика Коха. Оставалось полтора часа, но ускользнуть незаметно не удалось. Джек Невада вцепился в него, как клещ. К несчастью, выпал редкий пересменок, когда он был почти трезвый.
— Куда, Митёк?! — вопил банкир как оглашенный, разбудив двух дремавших на полу красоток. — А я?
Мите не в первый раз пришло в голову, что, возможно, служба Деверя ошиблась в этом человеке и, наверное, зря он не последовал мудрому совету «тимуровца».
— Отдохни, развлекись, Джек… Я ненадолго, и сразу вернусь.
— Не-не-не! — Банкир подпрыгивал на одной ноге, пытаясь второй попасть в штанину престижных холщовых джинсов. — Я с тобой, я с тобой.
— Куда со мной? Джек, послушай. Мне надо с одним человечком побазарить, без свидетелей. Бизнес, Джек.
— Врёшь, врёшь, врёшь, — капризно ныл банкир, напялив наконец штаны. — Думаешь, у Невады монета кончилась? На-ка, гляди! — Он вывернул из потайного кармана пучок баксов, перехваченный резинкой. — Сволочь ты, Митёк! Без меня к цыганам, да? А Невада подыхай от скуки. Не по понятиям, Митёк.
«Тимуровец» высунулся из-под кровати, гримасничал. Девицы на полу опять мирно посапывали. Кто-то ещё копошился за перегородкой на толчке. Митя прикинул: выхода нет. Банкир, кем бы он ни был, сам по себе не угомонится. Митя ткнул его пальцами в солнечное сплетение. Когда тот согнулся, оглушил несильными ударами по тыкве и по позвонкам. Банкир, тяжко вздохнув, распростёрся рядом с дамами.
— Пригляди за ним, Ванюша, — велел Митя. — Как проснётся, сразу наладишь покерок.
— А если спросит?
— Скажешь, слезал с кровати и хрястнулся.
— Про тебя если спросит, Митрий?
— Скажи, блевать побежал, скоро вернётся.
— Дядя Митрий, вы правда вернётесь?
В словах маленького человечка было столько муки. Митя почувствовал себя киллером.
— Куда я денусь?.. Хочешь, пока на кровати полежи.
— Не надо меня обманывать, дядя Митрий.
— А ты не будь сопляком. Вон конфеты, марафет, водочка. Пируй, пока пируется. Все когда-нибудь расстаются.
Ваня пыхтел, сопел. Ручки-ножки тряслись, выдавил с лютой тоской:
— Хоть бы поскорее в больницу забрали.
Митя ничего не ответил, ушёл.
К месту встречи приехал за десять минут до срока, расположился на скамейке в тени под липой. Закурил, любуясь городским пейзажем. Асфальт парил, и прохожие передвигались, как сонные мухи. Будто в мареве, покачивались на проспекте потоки машин, одолевая по метру в час. Но те, кто сидел в дорогих тачках, предпочитали хоть целый день добираться с одной улицы на другую, лишь бы не смешиваться с быдлом на тротуарах. В Москве давно было два города: тот, где наслаждался покоем Митя Климов, и другой, скользивший на иномарках мимо; они нигде не смыкались. Был, конечно, и третий, в подбрюшье столицы, за фасадами Садового кольца, через который провёл Митю недавно «тимуровец», где обитали существа, горделиво отрёкшиеся от людского звания… Митя не хотел думать о том, что всё равно неподвластно уму, прикрыл глаза и окликнул Дашу, но как ни напрягал чувства, любимая «матрёшка», против обыкновения, не явилась на зов. Зато рядом на скамейку, словно выткавшись из городского смога, опустился Деверь. На сей раз он выглядел не преуспевающим барином, а, скорее, рядовым обывателем после посещения пункта прививки. Помятый костюм с латками на локтях, стоптанные ботинки, в руке авоська с пятком пустых пивных бутылок. На лице блаженная гримаса руссиянина, удачно наведавшегося на помойку. Лишь стойкий офисный загар и чересчур вольная осанка могли натолкнуть внимательного наблюдателя на мысль, что это перевертыш.
Митя бросил взгляд по сторонам и не увидел ничего подозрительного.
— Поздно спохватился, — недовольно пробурчал Деверь. — Выходит, не научили, что нельзя спать в городе на скамейке?
— Я не спал, — возразил Митя. — Я думал.
— О чём?
— Не знаю.
Это был честный ответ. Деверь так его и воспринял, но посочувствовал:
— Не огорчайся, не ты один. Большинство из нас вряд ли смогут объяснить, о чём думают. Последствия глобального психотропного штурма. Больше того, мало кто понимает, зачем живёт. Крутимся, как рыбы в аквариуме. Ждём, когда сверху подсыпят корма. Писатели пишут книги, крестьяне пашут землю, кто-то рассчитывает траектории бомбовых ударов, нищий просит подаяние, бандиты убивают, политики вещают о светлом будущем… Спроси любого, зачем он это делает, — не ответит… Но это ничего, Митя, скоро всё изменится… Догадываешься, зачем позвал?
— Конечно. Когда?
Деверь потёр одну из пуговиц на пиджаке, включил на всякий случай портативный скрадыватель шумов.
— Четырнадцатого. На день триумфа. Слышал про такой праздник?
— Я смотрю телевизор… Вы сказали, скоро изменится. Как это может быть? Разве реки поворачивают вспять? Разве убитые воскресают?
— Бывает и так, представь себе. Ещё как бывает. Но у нас никто не умирал. Это морок, страшный сон наяву… Митя, у тебя сомнения, колебания? Говори сейчас, другого раза не будет.
— Сомнений нет. — Митя усмехнулся. — Откуда им быть? Но есть вопрос. Разве не надёжнее послать робота? Я в хорошей форме, но всего лишь человек.
— Господи, помилуй нас грешных. — Деверь провёл рукой по глазам, словно ослеп от весеннего солнца.
— Это весь ответ? — спросил Митя.
— Мальчик мой, но в этом вся суть. — Деверь выглядел изумлённым и встревоженным. — При чём тут робот? Ну скажи, при чём тут робот?
— Действительно, при чём тут робот…
— Тебя послали и ничего толком не объяснили. Жертвоприношение. Древний ритуальный обряд. Пролитие живой безвинной крови. Апелляция к высшим инстанциям. Робот способен подать сигнал к кормёжке, но не к бунту. Нация крепко спит и не способна к сопротивлению. Её может разбудить лишь укол в сердце. Скажу больше, я не верю в быстрый успех, процессы стагнации зашли слишком далеко. Но нельзя сидеть сложа руки. Надежда меркнет день ото дня. Если мы ничего не предпримем, это сделают следующие поколения, но начнут они с того, что проклянут нас, своих предков. О господи, как сказать, чтобы ты понял?..
— Успокойтесь, зачем так нервничать? — Мите вдруг стало жалко этого растерянного человека, почти как недавно «тимуровца». — Вы хорошо растолковали. Дело житейское. Я должен умереть, чтобы спящий проснулся.
Деверь смотрел оторопело.
— Климов, кто ты такой? Кем себя ощущаешь?
Климов ответил уклончиво:
— Вам повезло, господин Деверь, вы не зомби. А я им был почти всю сознательную жизнь. Это большое паскудство. Обратно в то состояние я не вернусь.
Деверь отвернулся от Мити, глядел себе под ноги. Митя его не торопил, хотя пора было перейти к делу. Хватит пустого трёпа. На этой скамейке он окончательно распрощался со своим прошлым. А будущего у него не было никогда. Его не было уже в момент зачатия. Не то место выбрали родители, чтобы затевать любовные игры.