На солнце ни облачка
Шрифт:
Веня снова стал смотреть на стоматолога. Тот пожал плечами:
— Если ты со мной говорил.
— Может, и я, в таком случае, уже вернулся? — спросил Веня просто потому, что уже не представлял, о чем еще можно спрашивать после всего того, что он уже услышал. — И я не только здесь, но и там?..
Стоматолог пожал плечами.
— Во всяком случае, ты должен был вернуться, — ответил он, упирая на слово «должен». — Так всегда бывает. По крайней мере, со мной именно так было в первый раз. Значит, во второй раз тоже. Ну и с тобой, соответственно.
— Я вернулся, — сказал Веня, чувствуя подступающее беспросветное отчаяние. — Но я все еще здесь.
— Должен был вернуться, — повторил Николай. — Сначала в Амстердам, откуда тебя забрали. Потом домой, откуда ты приехал в Амстердам. Ты в Амстердаме один был?
— С Сашенькой, — выдавил из себя Веня.
На лице стоматолога отразилось некоторое удивление.
— Женского пола? — поинтересовался он потом. — Ты прости, что спрашиваю. Можешь не отвечать, если не хочешь.
— Женского, — сказал Веня.
— Вот вместе с Сашенькой ты и вернешься в Москву. Ты, вроде, когда мы пиво пили, говорил, что в Москве живешь.
Веня обхватил голову руками. Ему показалось, что сейчас она разлетится на части, и этим, по счастью, все, наконец, закончится. И никаких вопросов задавать ему больше не придется. Как и выслушивать ответы.
Теперь уже стоматолог Николай смотрел на Веню долгим взглядом. И лицо стоматолога менялось.
Потом Николай ударил себя кулаком по лбу.
— Ты прости меня, Венька, — сказал он. — Я ведь тут, оказывается, уже пятый месяц пребываю, совсем одичал. Только с самим собой разговариваю, чтобы человеческую речь окончательно не позабыть. Вот поэтому теперь и разболтался, когда тебя увидал. Хосе же только по-испански может, так что с ним я одними жестами…
При имени Хосе лицо стоматолога даже омрачилось от досады. Потом, когда он продолжил, просветлело:
— А с тобой говорю, говорю, и слушаю. Во-первых, слушаю то, что сам говорю, во-вторых, то, что ты отвечаешь. Радуюсь, короче, что живая душа рядом, и из головы совсем вон, что ты же ничего толком еще не знаешь. Я сам таким был. Да и сейчас знаю немногим больше. Хотя кое-какие предположения уже имею. Инструкция, конечно, с тобой особо не откровенничает, верно?
— Верно! — ответил Веня в сердцах. — Считай, я совсем ничего не знаю. А то, что ты говоришь, вообще полная бессмыслица. Если я здесь и в то же время вернулся в Амстердам, значит, меня должно быть двое. И тебя тоже двое, если ты здесь и в Химках.
— Так и есть, Венька, — ответил стоматолог, — так и есть! Ты мне верь! В это трудно поверить, но так и есть. Я в первый раз, после Таиланда, тоже никак не мог этого понять. Короче, поговорить нам с тобой есть о чем. И я безумно рад, что именно ты здесь появился. Хотя, конечно, лучше бы не появлялся, — тут же поправился Николай. — Но это я о том, что хорошо мы с тобой тогда, в Салоу, погуляли. Даже жаль, что теперь…
Стоматолог бросил взгляд на узкие высокие дома за Вениной спиной.
— В Голландии, я слышал, пиво очень хорошее, — сказал он с какими-то странными интонациями.
— Что-то не успел толком оценить, — честно признался Веня. — Мы были в Амстердаме только один день.
— Это я к тому, что здесь никакого пива вообще нет, — завершил свою мысль Николай.
Потом на его лице отразилось непонятное, но сложное чувство.
— Да и не хочется почему-то, — сказал стоматолог со вздохом. — И есть не хочется, тем более что еды никакой здесь тоже нет, — продолжал Николай. — И спать не хочется, поэтому я не сплю. Да и негде тут спать.
— Как это не хочется спать? — удивился Веня. — Что же ты, пятый месяц не спишь?
— Это там, у них пятый месяц пошел, а здесь не знаю сколько, — отозвался стоматолог и снова тяжело-тяжело вздохнул. — Здесь время как-то совсем по-другому идет. А может и вообще оно не идет. В общем, сам на себе испытаешь…
Мексиканец Хосе оказался низеньким пожилым черноусым и черноглазым толстячком, в сомбреро и с гитарой в руках. Он сидел близ огромного кактуса на камне, полускрытом в песке, и задумчиво смотрел в даль, извлекая из гитары грустные аккорды.
В ту сторону, куда он смотрел, тянулся пейзаж, хорошо знакомый Вене по многим вестернам, — песок и видневшиеся то там, то здесь, кактусы.
Однако завершался пейзаж все тем же зеленым забором, как бы светящимся изнутри.
— Видишь, — сказал Николай Вене, — здесь одни кактусы. Наверное, это Мексика. Для каждого, кого они забирают, создается кусочек той местности, откуда он был взят. Для меня — кусочек пляжа в Салоу. Для тебя — фрагмент Амстердама. Когда меня в прошлый раз забрали из Таиланда, тоже был пляж. А Хосе забрали, когда он был в кактусах. Хрен его знает, что он делал в такой глухомани, да еще с гитарой, но разве его об этом спросишь. Может, серенаду пел какой-нибудь местной сеньорите. С другой стороны, ей-то что делать в кактусах? Но раз Хосе забрали, надо полагать, он тоже шреж, только мексиканский.
Стоматолог подошел к камню и протянул мексиканцу руку. Тот, отложив гитару, ответил Николаю рукопожатием. Присутствию Вени мексиканец, похоже, совсем не удивился. Да и вообще, судя по всему, он пребывал в кручине.
— Хосе, — сказал Николай и широко улыбнулся. — Friend.
— Николай, — сказал в ответ, грустно улыбнувшись, Хосе. — Amigo.
Николай подтолкнул к Хосе Веню и ткнул в него пальцем.
— Вениамин, — сказал Николай. — Можно Веня или Венька. Russian man.
— Виенька, — грустно повторил Хосе. — Amigo.
На лице стоматолога после этого отразилось неудовольствие.
— Вот и весь разговор, — сказал он в сердцах. — Каждый раз одно и то же. Хорошо мы с Хосе хоть смогли выяснить, как кого зовут.
Веня добросовестно собрал в памяти то, что оставалось в ней от изучаемого когда-то английского языка.
— Mexico? — спросил он.
— Si, — ответил Хосе.
Веня подумал и обвел руками песок и кактусы.
— Mexico? — спросил он еще раз.
— No, — грустно ответил Хосе. — Texas.