На стороне мертвецов
Шрифт:
— Эй, Фрол! Ты чего? Шпика, что ль, забоялся?
И дрожащим голосом в ответ:
— То не шпик, то… то… Богородица-Дева, Матушка-Жива, спасите меня, грешного… В церкву пойду, пить брошу…
Но Мити не было до них дела, главное — не упустить мальчишку! Нож вернулся в перевязь на запястье. В прыжке Митя уцепился за пожарную лестницу, и торопливо перехватывая ржавые ступеньки, полез наверх. Рыжая ржавчина сыпалась в лицо, лестница опасно шаталась и поскрипывала под двойной тяжестью. Мальчишка глянул вниз… и принялся перебирать руками и ногами еще быстрее, стремительно,
Еще мгновение, он перекинет ногу и очутится там, и неизвестно, куда денется! Впервые Митя понял, что может мальца не догнать.
Явно приободрившийся паренек уцепился за водосточный желоб, подтянулся…
Из груди Мити вырвался короткий злой выдох…
Вдруг подернувшийся белой изморозью желоб звонко хрустнул… и переломился у мальчишки под руками. Выломанный кусок просвистел мимо, едва не задев Митю.
— А-а-а! — с хриплым воплем парень полетел вниз.
На лету извернулся, цепляясь за лестницу… И повис, болтаясь над самой Митиной головой.
— Снова ты! Ненавижу! — пронзительно заверещал он… и обутой в сапог ногой принялся бить Митю по макушке.
Удары сыпались один за другим, Митя отчаянно уворачивался, пытаясь сообразить, как схватить мальчишку и не сбросить его с лестницы — расшибется ведь, дурак, и не допросишь… Мысль, что голос, да и интонации эти яростные, ему знакомы, мелькнула и ушла — не до нее! Он схватил мальчишку за щиколотку. Рывок… в руке у него оказался второй сапог. Его стукнули пяткой по голове — мальчишка снова взвизгнул, то ли со страху, то ли от злости, и полез наверх. Митя бросил сапог, и принялся карабкаться следом, на сей раз почти не отставая. Прямо над ним быстро-быстро мелькали маленькие пятки — в… нитяных чулках, довольно аккуратных, и даже изящных, несмотря на дырку. Вовсе не в портянках, как можно было ожидать.
Что бы это значило Митя сообразить не успел — мальчишка снова ухватился за край крыши. Митя прыгнул вперед и вверх, уцепился… задравшийся край кровельного железа полоснул его по пальцам, в глазах потемнело от боли и ярости, и он одним прыжком взмыл на крышу, закачался на самом краю… Щуплый, легкий, мальчишка бежал, опасно балансируя — одной ногой по краю скатной крыши, другой — по тянущемуся вдоль нее дождевому желобу. Митя зарычал — от недавнего спокойствия не осталось и следа — и ринулся следом.
— Бу-бух-бу-бух! — кровельное железо яростно загрохотало. Бу-бух! — остатки желоба под его ногой захрустели. Теперь он и не мог остановится — только бежать, слыша, как желоб осыпается за спиной.
Мальчишка обернулся, на миг задержавшись на краю крыши… это и стало его ошибкой.
Митя налетел, обхватил его обеими руками… и они рухнули вниз.
Краткий миг, когда опора исчезла из-под ног, Митя даже не почувствовал. Он вдруг завис в пустоте — руки оттягивал мелкий мерзавец, а вокруг… ничего не было. Только холодно вдруг стало и ветер засвистел пронзительно, обтекая со всех сторон…
Над головой потемнело и ледяные, как сосулька, когти вцепились в плечи. Дохнуло разрытой землей, шумно хлопнули крылья… Его рвануло вверх…
Он лежал. На твердом. Лежать было больно. И горячо. И тяжело, потому что сверху навалился мальчишка. Старый картуз уткнулся Мите в нос и ничего не было видно, кроме этого картуза, огромного, ярко-голубого неба над головой, и кирпичной трубы, на которой нахохлившись, как ворона, сидела рыжая мара. И с непередаваемым выражением на тощей физиономии разглядывала его залитыми чернотой глазами.
Глава 16 Ведьма на крыше
— Вообще-то тебе велено было убить. — наконец хрипло каркнула она. — Помирать самому команды не было.
— Скрип-скрап! Скрип-скрап! — в тон ей заскрипело наверху.
Лежащий Митя запрокинул голову. Прямо над ним нависал скат крыши, с которой они свалились… и изрядный кусок водосточного желоба, болтающегося на тонкой полоске жести. Изломанный ржавый край целился Мите точно в горло. Тихо поскрипывая, желоб покачивался на ветру — скррап-скрааап…
Митя шумно сглотнул, не отрывая глаз от качающегося над ним зазубренного лезвия… и судорожно извиваясь, принялся отползать по громыхающему железу.
— Что ты делае… — пронзительно взвизгнул лежащий у Мити на груди мальчишка.
Приподнялся, до отказа вдавив острый локоть Мите в живот. Огляделся…
— Это мы… где?
— На соседней крыше. — скрежетнула мара, умащиваясь на трубе.
Мальчишка вдруг всхлипнул… извернулся… и накинулся на Митю с кулаками!
— Дурак! Дурак, дурак! — он верещал, кулаки молотили… маленькие, но твердые и меткие! Под грудину, по почкам, по… Дожидаться, куда врежут еще, Митя не стал: снова сгреб в охапку, перевернулся, всей тяжестью прижимая к нагретому на солнце железу… Картуз, наконец, свалился, и глядя в хорошо знакомое лицо, Митя выдохнул:
— Ты!
— Дурак! — выплюнула она и кулачок попытался ударить его в нос. Митя перехватил тонкое запястье и заломил мальчишке руку … то есть, девчонке… мерзкой, противной, отлично знакомой девчонке!
— Пусти! — мотая головой и задевая его куцей, как крысиный хвостик, косицей по лицу, заверещала она. — Пусти, дурак, чуть не разбились из-за тебя!
— Как ни печально… но вынуждена согласиться на оба замечания. — разглядывая собственные когти, меланхолично проскрипела мара. — И что дурак, и что…
— Заткнулись, обе! — гаркнул Митя.
— Я коготь сломала, пока вас ловила! — возмутилась мара… демонстрируя оттопыренный средний палец с действительно криво обломанным когтем. А узкие черные губы растянулись в глумливой ухмылке… будто гадость какую сделала. Только непонятно какую.
— Ничего, у тебя еще девять есть! — фыркнул он. Крыша, на которую они приземлились… ну или мара их приземлила… была почти плоской, крытая хоть и заржавленным, но еще довольно крепким железом. Отличная, в общем, крыша. Для его целей. — А тебе… — он рывком вздернул девчонку на ноги. — Должно быть все равно — на каторге так и так долго не проживешь!