На стороне мертвецов
Шрифт:
— Какая… какая каторга, что ты… вы… — завопила девчонка, выкручиваясь из его хватки.
— Обыкновенная… которая за убийство положена! — Митя с размаху прижал ее к трубе, не позволяя вырваться.
— Эй! Она еще ребенок! — скрипнула мара.
— Так потому и каторга! Была бы взрослая — повесили! — глядя в знакомую бледную и блеклую физиономии с мелкими чертами, процедил он. — Мне бы сразу догадаться, что без тебя тут не обошлось. Раз вокруг мертвецы… Ты что, за мной сюда из деревни притащилась, а, маленькая ведьма Даринка?
— Очень
— Ведьма? Серьезно? — мара удивилась — настолько, что из ее голоса пропали скрипучие нотки. Она подалась вперед, вытянув длинную тощую шею, так что слипшиеся пряди рыжих волос повисли Даринке чуть ли не до носа, и уставилась на нее залитыми чернотой глазами.
Девчонка без страха зыркнула в ответ — глазищи, обычно блекло-серые, а сейчас желтые, как у совы, особенно яркие на бесцветном личике, вызывающе блеснули.
— Ты глянь — и правда! А говорили — нет их у вас, а тут… Самая настоящая ведьма! Ну надо же! — фыркнула мара и захохотала, молотя по трубе крыльями и пятками, и поднимая облако сажи и мелких перышек. — Никуда от них не денешься!
Митя покосился на нее задумчиво: мара знает про ведьмы? Значит, они и впрямь не байки безграмотных крестьян? Ведьмы… реальны?
— Скажи своей нежити, чтоб прекратила. Всю рубаху замарала! — зло процедила девчонка, пытаясь стряхнуть, но только размазывая сажу по рукаву.
— В тюрьме робу дадут. — «успокоил» ее Митя.
— Да что ты заладил, паныч! Не убивала я никого! — она снова попыталась вырваться.
— Невинная овечка… — саркастически протянул Митя. — Только вот на погостах вокруг твоей деревни такое… оживление!
— Так не я ж их всех подняла! — упрямо мотнула головой Даринка, чуть снова не заехав Мите по носу косицей. — Я только тех двоих… которые древние боги… Так я же их и упокоила!
— Ого! — мара враз перестала хохотать и уставилась на девчонку налитыми тьмой глазами. — Это что, она тех мертвецов рядом с твоим имением…
— Она, она! — подтвердил Митя. — Что, после убийства каких-никаких, а богов, человека убить — что воды в жаркий день выпить?
— Я не убивала! — Даринка заверещала так пронзительно, что у Мити зазвенело в ушах. — Ты, паныч, не слушаешь меня совсем? Не убивала я, слышишь?
— Сама, может и не убивала. — согласился Митя. Трудно предположить, что она бедную швейку когтями задрала. Хотя кто их, ведьм, знает. — Но ты точно замешана.
— Нет! — завопила Даринка. — Ты дверь нужника дернул, она и вывались, и больше я ничего не знаю!
— А сбежала почему?
— Тебя, паныч, узнала! Так и подумала, что ты от меня не отвяжешься! Нешто влюбился? — ехидно прищурилась она.
— Ты себя в зеркало видела? — хмыкнул Митя и тут же спохватился. — Хотя откуда… Ну хотя бы в
Глаза девчонки зло сузились, полыхнув лютой зеленью:
— Это я тоже запомню… паныч! — пообещала она… и голос ее был настолько неприятным, что у Мити по спине скользнул невольный холодок. Он передернул лопатками — вот еще, деревенской девчонки опасаться, пусть даже она и правда ведьма, а ведьмы и впрямь владеют… некими странными… силами. Пусть и не Кровными.
— Никого не убивала? — протянул он. Девчонка кивнула. — И кто убил не видела? А убегала потому, что увидела меня?
— Какой же ты умный, паныч! Всё как есть понял! — проворчала она, но покосилась настороженно.
— А в «Модном доме» что делала — бальное платье заказывала?
Девчонка кивнула… и тут же, спохватившись, помотала головой.
— Я… вовсе не к ним! Я… к старому Исакычу ходила! К старьевщику! У него лавка с другой стороны!
— С другой… — Митя растерялся. Найденная им каморка с тряпьем и захламленный дворик и впрямь больше подходили лавке старьевщика. Занятные задворки у «Модного дома»… И посетители тоже… занятные.
— Тряпки мальчишеские ты у этого Исакыча взяла? Чтоб я тебя не узнал? Если встречу? — небрежно обронил он.
— Мир, паныч, не вокруг одного тебя вертится! — меланхолично хмыкнула Даринка. — Это на деревне я девуш… девкой ходить могла, а на здешних улицах мальчишкой безопаснее.
Митя воззрился на нее столь же меланхолично.
— Что мир — вертится, да еще и не вокруг меня, тебя в церковно-приходской школе рассказали? Или барышня Ада?
Щеки у девчонки вспыхнули, точно под блеклой кожей по фонарю загорелось, а сама она враз стала похожа на разъяренную мышь — так и ждешь, что кинется! Не кинулась, только крепче сжала тонкие губы. Митя усмехнулся.
— Ну и как ты оказалась на здешних улицах… дитя деревенского просвещения?
Даринка закусила губу, явно жалея, что сболтнула лишнего.
— А шо ж, паныч, вважаешь, якщо на деревне, так и…
— …астрономию не знают? — в тон ей подхватил Митя.
Сидящая не трубе мара насмешливо хмыкнула и уставилась на девчонку — на костистой физиономии нежити был написан совершенно живой азарт: маре явно было интересно, как та выкрутится.
Даринка раскраснелась еще сильнее, сообразив, что на сельский говор надо было переходит раньше.
— Батько сюда перебрался, ну и мы с ним… — пробурчала она, пряча глаза.
— На ткацкой фабрике работать? Или у бельгийцев на заводе? — продолжал Митя вроде бы равнодушно.
Даринка закивала так энергично, что казалось, сейчас у нее голова отвалится.
— А зачем так далеко? И работа тяжелая, и хату бросать пришлось — была ж у вас хата? — все также равнодушно продолжал Митя. — Шли бы к нам в имение, в цех, Свенельд Карлович изрядные деньги предлагал. И хозяйство бы бросать не пришлось.