На страже мира

Эндрюс Илона

– Тем не менее, я серийный убийца.

– Пауза.

Я оттолкнула экран в сторону и посмотрела на нее. Она сидела в моем кресле, подогнув под себя ноги. Меч покоился рядом на полу.

– Когда я была младше, мне пришлось пережить худшие вещи, которые взрослый может сделать с ребенком, - сказала она.
– Это причинило ущерб и теперь, я понимаю, что ущерб непоправимый.

– Мне жаль, - искренне сказала я.

– Когда я была подростком, мой дядя женился на женщине, которая стала мне второй матерью. Она поняла, что со мной что-то не так, и отвела меня в Ганэр - колледж, где

лучшие целители разума моего мира пытались излечить мои раны. Я честно прилагала усилия, чтобы стать лучше, но потом появилась возможность делать то, что у меня получается лучше всего в интересах моей страны, и я позволила себе это. Я вернулась в Ганэр, когда пролила слишком много крови, снова ушла, опять вернулась и, наконец, пробыла там почти три года. Я прочитала бесчисленное количество книг. Прошла через множество терапий и медитаций. И все же мы здесь.
– Она улыбнулась.
– Наступает момент, когда нужно перестать переделывать себя и признать, что ты неисправен. Джордж прав. Ненавижу его за это, но он прав. Сегодня был первый раз за многие месяцы, когда я по-настоящему жила, пусть даже и несколько минут. Я решила, что лучше буду жить по несколько мгновений каждые пару недель, чем буду пытаться отрицать свою натуру.

Пока ее натура не мешает безопасности моих гостей, все будет просто замечательно.

– Я не хочу, чтобы вы меня боялись, Дина. Убийство меня не интересует. Я пристрастилась выигрывать поединки. Я люблю их, их азарт, восторг от использования своего мастерства против оппонента, жестокий финал, но я контролирую свой меч. Меч не контролирует меня.

– Я вас не боюсь, - сказала я ей.
– Но если вы нападете на гостя в моей гостинице, я вас остановлю.

– Мы с вами поняли друг друга.

– Да, поняли.

– Это меня радует.

Она улыбнулась и допила чай.

Экран зазвенел. Я потянулась влево и включила его. На экране возникло лицо Джорджа. Его влажные светлые волосы спадали на плечи, обрамляя изящное лицо. Он был одет в какое-то легкое белое облачение... Этот мужчина невероятно красив. Все только подчеркивало это. Мне все еще хотелось ему врезать.

Что-то в чашке Софи, должно быть, было чрезвычайно интересным, потому что она изучала ее со спокойной беспристрастностью.

– Чем я могу вам помочь, Арбитр?
– спросила я.

– Пожалуйста, зовите меня Джордж. У меня в ванной нет горячей воды.

– Серьезно?
– Кто бы мог подумать.

– Да. Точнее, она ледяная.
– Он поднял наполовину полный стакан с плавающими в нем льдинками.
– Я набрал его из крана в своем умывальнике.

– Какое невезение. Когда это произошло?

– Минуты две назад.

– Когда вы были в душе?

– Да.

– Мои извинения. Я все исправлю.

Джордж, прищурившись, посмотрел на меня с задумчивым выражением лица и взмахом руки завершил связь.

Софи откинулась на стуле и рассмеялась.

– А вы, и правда, любили эти деревья.

Я возобновила просмотр записи.

– Когда я приехала сюда, Гертруда Хант была в спячке. Гостиница не работала в течение многих лет. Без посетителей, она медленно умирала с голоду и провалилась в глубокий сон, похожий на смерть. Меня предупреждали об этом, но я не понимала,

что это значит на самом деле.

Воспоминания об этом дне всплыли и захватили меня, принеся с собой резкий, интенсивный страх.

– Это был пасмурный весенний день. Двор представлял собой заросли кустов, старых деревьев и пожухлой травы, о которых долгие годы никто не заботился, и в центре этого беспорядка стоял полуразрушенный дом со сгнившей обшивкой и темными окнами. Я не чувствовала никакой магии. Никакого присутствия. Осталось не так много спящих гостиниц, и это был мой единственный шанс стать ее владелицей. Если бы я не смогла разбудить Гертруду Хант, мне пришлось бы вырастить новую гостиницу из семени, на это ушли бы годы. Я была так напугана, что гостиница мертва, что не смогла заставить себя зайти внутрь, так что я обошла вокруг дома, и затем увидела деревья. Их было двадцать, и все они цвели этими нежными белыми цветами с легким оттенком розового. Вот тогда я поняла, что гостиница еще жива.

Софи кивнула.

– Я понимаю. Джордж тоже это понимает.

– Я в этом сомневаюсь.

– Вы знаете, чем занимался Джордж, до того как стал Арбитром?

– Нет.
– Плевать я хотела, чем он там занимался.

– Он возглавлял разведку нашей страны. Ему подчинялись все шпионы и контрразведчики. Среди десятков тех, кто занимал эту должность, он был лучшим. Самым хитрым и самым жестоким. Когда мы росли, он был самый добрым и нежным человеком, которого я знала. Теперь на его руках кровь сотен. Я знаю, что он заплатил за это огромную цену.

– Тогда зачем он это делал?

– Долг, - сказала Софи.
– Джордж сделает все, что в его силах, чтобы выполнить свои обязательства, даже если ему придется пожертвовать частичку своей души ради этого.

Мой экран снова запищал. Что такое? Что опять? Я включила связь. На экране возникло лицо Арланда.

– Миледи.

Пощадите меня.

– Чем я могу вам помочь?

– Прошу прощения. Мои рыцари - это воины, создания поля боя. Они явились сюда, предвкушая битву...

– Лорд Арланд, буду признательна, если вы выразитесь яснее.

– Им скучно, - сказал он.
– Совсем скучно. Я надеялся убедить вас организовать какое-нибудь развлечение.

– Я прослежу, чтобы предоставить вам что-нибудь сегодня вечером.

– Спасибо.

Я посмотрела на Софи. Она мне улыбнулась.

Я отпустила экран, позволяя ему втянуться в потолок. Изумруду придется подождать. Мне нужно купить достаточно продуктов для небольшой армии, посмотреть котят в приюте, и найти какое-то развлечение, чтобы занять отряд обученных убийц, или они никогда не оставит меня в покое. Проще простого.

Глава 8

Первой я купила мяту. Я даже не стала возиться с продуктовыми магазинами. Я взяла пару собачьих галет из кладовой и поехала прямо в «грязь и сорняки Минди». Минди выращивала английских спрингер-спаниелей, и содержала самый успешный питомник города. Эта женщина может посадить деревянную палку в землю, и она вырастет в шикарную орхидею в течение двух недель. Клюв, последняя призовая собака Минди, встретила меня у двери с выражением собачьего отчаяния на морде.