На всех фронтах
Шрифт:
— Рот фронт, — напомнил немцу Хорин.
В ответ:
— Сталин капут.
Вот и выяснили отношения! Вернулись в батальон. От встречи с немцем на душе остался горький осадок…
Подвезли боеприпасы и горючее. Подъехала кухня. К запаху горевшей резины добавился запах гречневой каши.
В лучах знойного солнца летели немецкие бомбардировщики. Надрывный гул множества моторов давил. Немцы летели бомбить наши тыловые объекты. Тогда мало кто из сидящих возле кухни предполагал, что скоро бомбы посыплются на танки. От бомб негде будет укрыться.
Страшную ненависть рождает жестокость захватчика, особенно когда на его стороне подавляющее преимущество. Уверенный в своей безнаказанности, враг действует как садист.
ПОСТИЖЕНИЕ
Командир полка капитан Егоров получил приказ полковника Пушкина: «Нашу пехоту давят немецкие танки. Выручайте!»
Вскоре подошли грузовики с боеприпасами. На каждый КВ выдали по 110 снарядов — полный боекомплект, все машины дозаправили. И вот полк (один батальон КВ и два батальона Т-34) загромыхал по шоссе. В десяти километрах западнее стрелковый полк вел бой в окружении.
Танк лейтенанта Гудзя — танк разведки — шел впереди. Скорость предельная. В триплекс хорошо видна дорога. В стороне за желтеющей пшеницей уплывала под косогор дубовая роща.
За косогором дымы: там бой. Но что это? По косогору — такому удачному месту для развертывания в атаку! — снуют люди. Немцы! Они разносят ящики. Немцы действуют быстро, торопливо, как осы.
— Товарищ лейтенант! Минируют! — передает наводчик.
Немецкие саперы закладывали противотанковые мины.
— Опаздываем!
— Огонь!
Короткая остановка. Выстрел. Разрыв снаряда — и с косогора немцев как ветром сдувает. Но только на несколько секунд. Они снова снуют, кидают ящики, не заботясь о маскировке. Немцев замечают из соседних машин, танковые пулеметы открывают огонь, от фонтанчиков пыли кипит косогор.
Саперы свое дело сделали. Три наших танка подрываются на минах.
Батальон сворачивает к лесу, через поле, минуя косогор, снова выходит на шоссе. Холмы изрезаны окопами, изрыты воронками. Лейтенант Гудзь думал, что здесь наша пехота. Но из окопов выскакивают немцы, бегут за дорогу. Там, в зарослях бузины и терна, стоят их бронетранспортеры. Наперерез немцам устремляются танки. Бронетранспортеры так и не успевают вырулить. И вот они, первые трофеи, целые-целехонькие машины.
Скоротечный бой закончился у реки. Танкисты вылезли из машин и, черпая пригоршнями, стали пить воду.
Полковые санитары с пухлыми сумками поспешили на холм, туда, где оборонялась наша пехота. Но вскоре они вернулись, хмурые и молчаливые, доложили: раненых нет. Верить не хотелось. Ведь еще полчаса назад пехота воевала!
— Раненых было много, — говорили санитары. — Но всех немцы умертвили.
Глазам танкистов предстало страшное зрелище. Раненых, собранных на медпункт батальона, немцы зверски убили. Стреляли в упор. В десяти шагах от блиндажа медпункта лежала мертвая женщина-врач. На голове у нее вместо каски была белая косынка с красным крестом. Хорин, глядя на убитую женщину, тихо произнес:
— А мы их раненых перевязывали… Запомни, Паша.
Налетела авиация. Вскоре с неба посыпались бомбы на беспомощные машины. И тут Павел Гудзь не столько понял, сколько почувствовал, как горько воевать без зенитного прикрытия. Спасибо бронеспасительнице, но при прямом попадании бомбы броня не могла спасти.
Не успели улететь «хейнкели», как на шестьдесят третий полк навалились немецкие танки. Бой длился до темноты. Высокими кострами полыхали машины. Чужие и свои. Шестьдесят третий полк понес тяжелые потери, но выстоял.
Второй день войны оказался не легче первого. Хуже стало с боеприпасами и горючим. Вражеские летчики выслеживали каждую нашу полуторку.
Дивизия, а с ней и шестьдесят третий танковый полк медленно отходили на восток, приближаясь ко Львову. В этом городе у многих офицеров остались семьи. Люди тревожились, ждали машину с почтой. Но писем не было. И только своя дивизионная газета «Красноармейское слово» ободряла. Всех троих журналистов — редактора Ивана Устиновича Бельковича, корреспондентов Семена Михайловича Борзунова и Ивана Ивановича Кравца — танкисты знали в лицо, с ними каждый день встречались и про себя же читали заметки.
Свою фамилию лейтенант Гудзь увидел в газете уже в первые дни войны. Тогда еще был не фронт, а Киевский особый военный округ. Для окружной газеты постарались журналисты тридцать второй танковой дивизии.
Дивизия таяла. Скоро наступило время, когда сам комдив Ефим Григорьевич Пушкин определял для КВ огневые позиции. Дошла очередь получить боевую задачу и лейтенанту Гудзю.
— Встанешь, Паша, здесь. — Полковник показал на развилку дорог. На нижнем обрезе мятой замасленной карты значился город Яворов.
Танк плыл навстречу отходящим войскам. Из-под колес, иссеченных осколками грузовиков, как густой дым, поднималась пыль. Было знойно и душно. Комбинезон прилипал к телу, как раскаленная резина.
Через дорогу черными хлопьями летела копоть. Там после бомбежки горели санитарные грузовики. Вокруг бегали бойцы, ошалевшие от запаха паленого мяса, выхватывали из огня еще живых тяжелораненых.
За черными от копоти деревьями открылось холмистое поле. За ним виднелось небольшое село, на улицах — ни души. У развилки дорог, среди густого шиповника, танк замаскировали.
Ждать долго не пришлось. По дороге с лихой беспечностью пронеслись немецкие мотоциклисты. Останавливать их не стали. Но когда из-за поворота выкатились высокие темно-синие коробки, тут и началась работа. Головной вспыхнул как факел. Остальные танки, расползаясь, словно черепахи, поспешно дали задний ход.
Наводчик успел сделать три выстрела, когда стрелок-радист принял радиограмму. Комдив приказывал немедленно сменить огневую позицию. Фашисты перерезали шоссе. По нему, чтоб не оказаться в окружении, отходила дивизия. Немцев нужно было отбросить и держаться, пока не пройдут тыловые подразделения.