На высочайших вершинах Советского Союза
Шрифт:
здорово рвало первую, и вторую печи, осколки долетают до юрты. Беру
буры и поднимаюсь наверх.
29 августа. Рассвет. Ясно и тихо. Быстро собираемся в поход на
Ужбишку. Рюкзак один. Я беру его и сбегаю по снежнику вниз.
Пересекли ледник к южному гребню Ужбишки. Уже близ подножья
понял, что подниматься можно, не обходя далеко (как думали вначале), а
прямо по первому снежнику (южнее вершины), выходящему к последнему
предвершинному жандарму.
На кошках подниматься легко, склон — 37°, но постепенно
становится круче. У первых скал нас нагнало солнце.
Обледенелые снежники стали совсем узенькими и крутыми, иду
боком. Птенец все пытается идти передом, хотя это явно неудобно. Так на
кошках дошли до самого подножья жандарма.
Уже виден далекий Памир.
По скалам идти тяжелей: они оказались круты и крайне сыпучи.
Птенец взял у меня кошки и застрял с ними окончательно. Я пошел
обходом. Нашел некрутой кулуарчик, но с крайне сыпучим дном. Кричу:
«Подожди лезть. Камни!». Наконец кулуарчик пройден.
Впереди обнаружил хороший обход вершины жандарма.
Страверсировав по снегу, с подрубкой ступеней, вышли на основной
гребень с обвалившимся карнизом и пошли над ним. До вершины теперь
уже пустяки. На последней снежной площадке оставили кошки и
ледорубы.
303
Обойдя первую стенку, вышли на скалы, тоже сильно разрушенные,
с массой уступов. Пошли зигзагами, чтобы не свалить на голову камень,
предварительно связавшись веревкой. Веревка цепляется за выступы, и
Птенцу приходится отцеплять ее.
Вышли на вершинный гребень как раз между двумя вершинами. На
какую идти? Пошли вначале на западную, ибо она ближе. Легонький
ветерок, но в общем тепло.
Быстро достаем альбомы, я принимаюсь зарисовывать Памирскую
сторону, с хорошо видным пиком Коммунизма, пока ее не затянуло
облаками. Ну и хребтов! Это тебе не Кавказ... Океан хребтов, уходящих в
бесконечную даль.
Птенец занялся зарисовкой острой восточной вершины,
поднимающейся стеной. Я перехожу на съемку лед-вика Джау-пая.
Внизу шумит ветер, а у нас тихо. Закусив яблоками и сахаром,
пошли на восточную вершину. На западной оставили небольшой тур, с
кусочком яблока и хлеба.
Гребень, вначале довольно широкий и пологий, постепенно
сужается в очень острый и крутой. Огромные сланцевые плиты с наклоном
на юг торчат зубьями. Лезть стало сложно.
Вылезли на самый высокий уступ. Отсюда виден наш лагерь.
Кричим и машем штурмовкой. Однако в лагере тихо: нас не слышат и не
видят. На широком белом поле ледника черными точками видны
носильщики. Кричим и им. Но и они тоже, видимо, не слышат и не видят
нас.
Подкрепились мясными консервами. Птенец написал записку. Я в
это время дорисовываю западную вершину. Вложили записку в
освободившуюся банку и плотно загнали ее в расщелину скалы. Рядом
сложили тур. Ну, теперь и вниз можно...
Конечно-таки, забыли определить километраж северного, очень
304
крутого ледяного склона.
Пошли новым путем немножко левее подъема и очень удачно
вышли к южному гребню. По гребню (в конце) тоже шли не по следам, а
над карнизом. Потрескивает! Того и гляди съедет... Идем аккуратно и
удачно добираемся до камней жандарма.
Порядочно спустились на юг и затем свернули на восток. Здесь уже
пологий полуосыпной, полускалистый восточный склон. Развязались. Я
таял веревку, Птенец — рюкзак и быстро с подбежкой и прыжками пошли
вниз.
Вышли на снег. Птенец констатирует потерю каблука. Ну, теперь
уже дома. Потащились вверх по леднику. Сразу стало жарко. Вот и подъем
к самому лагерю.
Оказалось, наши крики были слышны, но товарищи думали, что это
перекликаются носильщики, и не потрудились вылезти посмотреть.
Вечером общее собрание. Зачитывается список ударников.
Лучшими ударниками призваны: подрывник Коханчук, забойщики
Мурзабаевы и двое альпинистов — Птенчик и я.
30 августа. Ясно, ветерок.
С утра иду прорубать ступени. Рубил до трех часов. Вырубил 145
ступеней. Устал порядочно и руку ледорубом набил.
Птенец в это время закончил переписку газеты. Пообедав, сменил
Птенца и собрался оформлять заголовок газеты, но приступить никак не
могу: руки трясутся.
От Сармина послание. Просит остаться до его прихода.
Вернулись забойщики, а позже, совсем к вечеру, Коханчук и
Птенчик. Забойщики говорят, что во второй печи показалось что-то вроде
сланцев. Радость великая!
31 августа. Сильный ветер.
Птенец рано ушел рубить. Я занялся портретами ударников.
305
Перерисовываю их в газету.
Показались носильщики. Когда подошли ближе, я увидел среди них
Сармина и инженера.
Газету кончил. Это самая «высокая» в СССР стенгазета. Отвес ее
пока в свою палатку. Иду помогать Птенцу. Он поднялся подкормиться